Воспоминания

У меня не хватает фантазии, чтобы представить себе английскую вывеску на советском институте в Москве 1937 года и, тем более, в следующие довоенные года. Я бы, скорее, предположил, что вывеска появилась в первой половине 1945 года в связи с готовящимся торжественном, хоть и не круглом, юбилее Академии наук, на который приглашались иностранные делегации.

Шведская Академия наук в своем решении о присуждении Нобелевских премий за 2021 г. вообще никак не отреагировала на пандемию. На самом деле я, как и многие в научном мире, надеялся, что Нобелевская премия за 2021 г. будет присуждена Каталин Карико (Katalin Karikó) и Дрю Вайсману (Drew Weissman), чьи пионерские работы начала текущего века открыли путь к созданию вакцин, основанных на совершенно новом принципе.

Кстати, тот год поступления был “выгодным”. Потому что как раз в 1963 году шёл “переход с 10-летки на 11-летку” — одни школу ещё не кончили, другие уже закончили. Но зато моим друзьям-одногодкам — я ведь в школе дважды “перескакивал через класс” — потом пришлось гораздо хуже: им пришлось поступать, когда образовался “двойной набор абитуриентов”…

Сегодня, кажется, перестала быть очевидной аксиома, утверждающая, что наука есть важнейшая, неотъемлемая часть каждой развитой цивилизации. Тем, кто сегодня сомневается в этом, следовало бы просто вспомнить, чьи лица изображены на денежных банкнотах основных европейских стран — Англии, Франции, Германии, Италии. Половина из них — портреты великих ученых: Гаусса, Фарадея, супругов Кюри. Это очень продуманный выбор.

То есть по нему стреляли, но он просто был “от пули невредим”, а то бы прихлопнули, конечно. Поэтому адекватно интерпретировать поэму надо так: Исус не возглавлял отряд красноармейцев, а находился против них впереди, а они по нему палили, и он отступал от них.

Представляется, что причиной возникновения столь странного и противоречивого образа автора сонетов является неверная исходная предпосылка. По моему мнению, Шекспир не был автором сонетов. Их написали три человека — две женщины и мужчина, близкие родственники, члены одной большой семьи.

Когда в 1913 году Альберт Швейцер прибыл в Габон, выяснилось, что африканцы не были готовы принять условия, заведенные в госпиталях европейского типа. Поэтому Швейцер решил максимально приблизить жизнь в госпитале к жизни в африканской деревне. Он разрешил пациентам приводить с собой свои семьи и животных.

Исследователь Мария Белкина утверждала, что Цветаева всю сознательную жизнь мечтала о письменном столе. Не было своего письменного стола и у Мандельштама. Зачастую его произведения записывала жена, которой принадлежат такие характеристики времени, как «право на стол» и «лицо, сидящее за столом».

Я, к сожалению, вижу у следующих поколений желание цепко держаться за собственные идеи, страх подпасть под чьё-то интеллектуальное влияние, который мне представляется предметом просто психоаналитическим — это инфантильность. Все крупные учёные, которых я знал и знаю, никогда не боялись развивать чужие идеи. Это совершенно нормальная ситуация.

Вряд ли герой работы «Свежий ветер» был таким же шутником. Но точно был портным. Ножная швейная машинка — почти единственное богатство комнаты, в которой ворвавшийся ветер чуть не сорвал с окна занавеску. Но меня привлекла другая деталь. Высоко на стене небольшая полочка с книгами.

В вечер концерта, когда я дошёл до трели и стал уменьшать силу звука, я стал смотреть на Орманди, который неотрывно глядел вперёд, как будто он забыл обо мне. Я продолжил играть трель. Мои руки напряглись, а мои пальцы были уже готовы отвалиться, когда, наконец, дирижёр глянул на меня с лёгкой улыбкой и показал вступление флейтам.

Почему лично я (и далеко не один я) называю Рериха автором либретто? Потому что все без исключения публикации периода работы Стравинского и Рериха над «Весной священной» указывают на Рериха именно как на автора, и даже сам Стравинский в своих письмах выражает в этом отношении полную зависимость от Рериха.

Я любила бывать в этом доме, в нем жил дух родных ленинградских квартир с их особым уютом: корешки знакомых книг на полках, фотографии вперемешку с картинами на стенах и только в гостиной — камин, американское дополнение к эмигрантскому интерьеру.

Там однажды я встретила Виктора Корчного. Шел международный шахматный турнир. Не помню, с кем играл Корчной. Игин, сам хороший шахматист, болел за Корчного, очень волновался и с нетерпением ждал его после окончания игры. Наконец, Корчной приходит. Игин к нему бросается: «Витя, ты выиграл?» На что Корчной с непередаваемой интонацией отвечает: «я хотел…»

По всему видать, удалось Ерофееву в небольшой поэме своей сфокусировать нечто важное для ума и для русской души, в светящийся, жаркий сгусток собрать некий свет, из которого вспыхнул огонь, тот самый, с которым всегда в охотку, в любую эпоху, живя на земле, мы все поголовно играем.