Воспоминания

Тогда же, в декабре 1989 года я попал еще на одно заседание в подвале парламентской “книжки” на проспекте Калинина (еще — не Новом Арбате), выступал Сахаров, о чем-то хорошем договорились. Вышли, в гардеробе зала Елена Боннэр бережно повязывала шарф Андрею Дмитриевичу, а он, послушно замерев, продолжал развивать тему. На следующий день мы узнали, что он умер…

Молодежь, главным образом, хотела получить интересную работу и крышу над головой, старшее поколение, в лице лучших представителей, стремилась получить простор для обширной научной работы, но были ведь не только лучшие… Непомерные амбиции одних, авторитаризм верхних эшелонов власти, привели к многочисленным конфликтам, что не могло не отразиться на общем климате. Первым попал «под нож» хирург (!) Евгений Николаевич Мешалкин.

Через Яшу я познакомился с другими людьми из «культурного мира». Среди них был некто Гельфанд, тоже обладавший такой редкостной коллекцией пластинок, что даже Консерватория одалживала их у него. Познакомился я и с целой компанией завсегдатаев филармонии и художественных выставок. Они, мне казалось, ушли далеко вперед от меня в культуре, ибо в филармонии их интересовал уже не Чайковский и Бетховен, а Стравинский и Барток, а в живописи — не Репин и Суриков, а Пикассо и Клее.

Семейная легенда гласит, что как-то зимой шел Михаил мимо бани и вдруг увидел, что оттуда в слезах выскакивают голые евреи. Он подошел узнать, в чем дело, и ему стали жаловаться, что в бане евреев бьют. «Сволочи, — вскипел Михаил, — что вы плачете, драться надо!» Вбежал в мыльное отделение, схватил мраморную скамейку и ударил одного из погромщиков. Оказалось, убил.

Вся гевалт-публицистика, вся тс-с-с-конспирология, всякое настырное мозгоимательство, все эти истерические “борьбы” то против израильских агрессоров или глобального потепления, то в защиту веками страдающего гейства ли, женства, негритянства ль — все они основаны на дешёвом, но популярном актёрском приёме «переиродить Ирода» (помните Гамлета?). Популярном, поскольку поначалу он неизменно успешен…

Однажды, осмелившись, я пригласил объект своего тайного обожания …ну, конечно, в кино — благо, рядом был кинотеатр “Победа”. И она согласилась! Фильм был болгарский — “Затмение” — что полностью отвечало моему тогдашнему состоянию. Правда, мест рядом не оказалось — второй после названия фильма тревожный симптом для первого совместного выхода, но всё равно я был счастлив.

Избирательное право стало всеобщим, и все больше народу — от обдолбанных бродяг до профессоров кислых щей и вареной ваксы — решают, как тратить налоги, которые они не платят. Основатели западных демократий боролись за свои права собственников, современные же избиратели, не имея собственности, про такие права не понимают.

Что в первом веке, что в двадцать первом, никогда не было среди евреев единомыслия. И не думаю, что когда-нибудь будет, потому как существовать оно может: или между умными людьми, или между людьми глупыми, потому как только они обладают единомыслием сами с собой и друг с другом, желают справедливости, благополучия, и стремятся к этому сообща.

Правда состоит в том, что Америка не является единственной страной и культурой на планете, которая была основана на свежей крови тех, кто пришёл раньше. Каждая страна, каждая нация, каждая культура была основана мясниками. К сожалению такова жизнь. Люди Запада, которые сегодня высоко машут флагами прав человека, являются детьми или внуками вчерашних убийц и насильников.

Мы с братом с удовольствием хихикали, когда приходили списки лауреатов Ленинской и Государственной премии и наши бабушки и дед углублялись в непонятные названия премированных научных работ и высчитывали, сколько из лауреатов евреи. Иногда фамилии были обманчивы, и они жарко спорили, может ли какой-нибудь Михельсон оказаться немцем, или все-таки и он из наших.

«Неспелый октябрь. Дорога / из жёлтого кирпича. / И памяти очень много. / На целую жизнь. Качай / закат на плечах, Тотоху / домой волоки силком. / Однажды забудешь плохо, / а после найдёшь легко…»

«Смотрят собаки из лютой тоски / И мертвецы смотрят косо. / Кровь оторвётся с железной доски — / И загрохочут колёса. / Ржавчиной сыплют и души везут, / Ночь рассекая, составы. / Хочешь, тебе подарю я слезу / Бывшей, как солнце, державы?..»

«Светила зимняя луна, / Когда средь дум заветных / Бродила я совсем одна / Вдоль городских проспектов. / Холодный ветер под луной / Свистел и выл, неистов... / Шуршал под каждой из чинар / Ковер опавших листьев…»

«Ранним утром, в четыре часа восемнадцать минут, поднялся ветер. Он пришел ниоткуда, легкий и невесомый вначале, за несколько минут окреп и даже принес какую-то прохладу. Было удивительно осознавать, что ты присутствуешь при рождении ветра, явившегося из неподвижного, липкого воздуха. Это было похоже на то, как дельфин взлетает из морской пучины в сверкающую синеву дня, но в отличие от дельфина ветер не исчез и стал набирать силу…»

«Начало этого столетия изобилует 100-летними юбилеями многих флагманов в различных сферах жизни. Родившиеся в начале прошлого столетия, они прославили XX век в его середине или во второй половине, а потом постепенно стали сходить со сцены, оставляя свои мемуары. Не знаю, к счастью или нет, жизнь имеет свои пределы. Но надо признать, что флагманы не смогли бы выполнить свою миссию без поддержки своих команд, членов которых я обозвал морским термином “мателоты”. Вот эти мателоты, чью роль в деятельности флагманов трудно переоценить, зачастую остаются в тени…»