Философия

«А без страха, если бы кто и на небеси жительствовал, по слову преподобного Петра Дамаскина, не получит пользы, имея гордыню, которой сатана, и Адам, и многие пали. Ежели и святым всем в слове Божием предписывается иметь страх Божий, по сказанному: Бойтесь Господа, все святые Его, ибо нет недостатка у боящихся Его (Пс. 33, 10), то кольми паче нам, грешным и неисправным, необходимо иметь страх Божий и страх смерти и Страшного Суда Божия и вечных мук во аде, растворяя страх сей надеждой наследовать Царствие Небесное, если будем елико возможно понуждаться на покаяние и исправление…»

Мой семантический принцип, вкратце, таков: значение лингвистического объекта для меня состоит в моей способности использовать этот объект в качестве инструмента для создания моделей мира, иными словами, для генерации предсказаний о мировых процессах.

Символы не отделены от реальности, но включены в реальность и изменяют реальность. Отличный пример — деньги. Деньги ведь сверх-материальны. Однако деньги ведь не вещь, не совсем вещь. Деньги — символ, но конвертируемый в вещи. И, кажется, ничто так не изменило мир человека, как деньги-символ.

Лётчик смотрит на автомобиль, мчащийся по шоссе, и говорит: «Чуть набрать скорости, и он мог бы взлететь». Интеллигент смотрит на правителя и говорит: «Добавить бы ему ума и смелости, и страна бы взлетела в царство благополучия». Отсутствие крыльев у автомобиля и зрелых подданных у правителя в расчёт не принимается.

«Сколько всяческих фантасмагорий / Дождь рисует и ветер гонит, / Вылетает из тьмы веков, — / Одиночество навлекло. / И не счесть этих грустных граций, / Начинающих разгораться / Утром ранним в душе моей, / Становящейся всё темней…»

«Утрата семьи означает неполноту, ущерб. Если герой одинок (Раскольников, Мышкин, Алеша, Зосима), то его хранит детская память рода. Заметим, русский Христос у Достоевского вписан в контекст семейно-родовых связей преемства, хранящих от распада…»

Конечно, западноевропейская Касталия была чужда и контрастна основному социуму, но — возможна и допустима. Представить себе их в условиях России просто невозможно, не по варварской дикости русских, а по жгучей нетерпимости властей к независимому уму, не подмятому и не покореженному на дыбе или под линем. Ведь даже христианство в России — барская затея, и духовная жизнь должна быть подконтрольна державе и скипетру.

...На этих ретроспективно-исторических полотнах есть только спешащий на работу или с работы Саныч, со свежим оттиском “Вечерки” под мышкой. А все советские республики живут не то что в братском мире и согласии, а в не слишком злобном пред-перестроечном маразме и играют друг с другом в КВН. И двух чеченских войн еще не было, и Беслана с Норд-Остом, и Приднестровья с Донецком и Луганском, а центральная фигура - сановито-усатый сантехник Сан Саныч. Дядя Саша - хреновый муж и отец двух распиздяев и двоечников...

“Absalom, the son of King David, had a fair sister, whose name was Tamar. And Amnon, his brother, loved her. She was a virgin, and Amnon thought it’s hard for him to do anything to her. He needed an advisor to help him with the rape. Amnon had a friend Jonadab, the son of David’s brother. He was a very crafty man. So, cousin Jonadab came ready with a scheme for the son of David, Amnon. Jonadab said unto him: “Lay thee down on thy bed and make thyself sick..."

«Отправляясь в темные критские подземелья, герой древнегреческих мифов не просто берет с собой моток пряжи, подаренный ему возлюбленной, а предусмотрительно зацепляет один конец нити за косяк двери, открывающей вход в лабиринт. И затем движется на поиски чудовища, постепенно разматывая клубок. Именно эта спасительная нить поможет Тесею выбраться на свет после победы над Минотавром. Герою русских сказок путеводный клубок дарит уже не прекрасная Ариадна, а страшная Баба-Яга. Зато никаким европейским рационализмом тут и не пахнет: клубок бодро скачет по горам и по долам, а Иванушка доверчиво движется за ним. Думать и рассчитывать не надо, знай только крепче держись за путеводную нить!..»

«Слепая, непросвещенная, не основанная на знании, в том числе научном, вера крайне опасна, ибо рождает душевную тупость и фанатизм. Она не только закрывает возможность личного развития, но и пытается закрыть пути развития общества. Именно характер нашей веры сообщает знанию силу, или её угашает. Ибо если верим в то, что имеющееся у нас знание абсолютно, то оно ограничивает и возможности нашего познания мира, и наши силы…»

«Формулируя отдельные направления дискуссии для “Софии культуры” на 2018 г., я намерено стремился сузить проблемное поле сакрализации прекрасного наиболее актуальными в теоретических спорах вопросами, ориентируясь, прежде всего, на известные мне труды выдающихся ученых и философов. Но первые же отклики показали, что я поступил крайне опрометчиво, пытаясь ограничить полет мысли собеседников узкой программой исследования. В итоге вся совокупность материалов “Софии культуры” за 2018 г. стала своего рода установочным документом, раскрывающим широкое пространство неисследованных вопросов, так или иначе связанных с сакрализацией прекрасного. Этот установочный характер я как инициатор дискуссии и попытался сохранить в первой нашей книге…»

Придется смириться с существующим положением, принять постулат об ограниченности научных возможностей человека и умерить наш оптимизм в прогнозировании будущего. На определенном этапе развития цивилизации можно ожидать замедление активности фундаментальных наук и создания новых технологий.

Фрагмент из философского романа-эссе «Паломничество в Лурмарен, или Каникулы Сизифа»

«Все умрут, ученые и неучи; / Горевать о том — напрасный труд. / Может, вовсе жить на свете незачем, / Если все когда-нибудь умрут. / Все уйдут тропой неотвратимою, / Ветхие дома пойдут на слом. / Но пока на свете есть любимые, / Мы еще, пожалуй, поживем…»