Философия

Бывалая кошка в парадном Моё игнорирует «Брысь!». Твои подворотни, Саратов, Какие скрывают миры!

Раскрывали объятья берёзы, Обнимали ладошки пихты... И душа улыбалась сквозь слёзы, Не стесняясь своей доброты.

Над Курском солнечный рассвет Сияет в небе синеоком. Весною льётся Божий свет На Землю - матушку потоком.

Небо над Россией, как платочек синий. Стройные березки – нежная краса. Эхо отзовется песней журавлиной. Чистые озёра – девичья слеза.

А на яблоне, крепясь, Отголоском лета Мерзло яблочко одно В беленьком берете.

Я росой умоюсь, Солнцу поклонюсь, Видишь, я не плачу, Я с судьбой мирюсь…

Стоило ли писателю, обладающим опытом человека, прожившего долгую жизнь, высказывать свою неустойчивую точку зрения таким одесским методом? И уподобляться женщинам и старикам военного тыла, которые хватались за гимнастёрки наших отступающих бойцов, выходящих из окружения в начале второй мировой...

Лида жила в обыкновенной и привычной маленькой комнатке с потёртым плюшевым ковриком над кроватью, на котором резвились утренние мишки, и одновременно среди туманных полей и долин, коварных волшебников и храбрых героев, пируя вместе с весёлыми гостями в княжеских палатах и жадно впитывая ароматы пенных медов и звуки звонких гуслей.

Но даже от улыбки Корнейчука веяло чем-то зловещим. Может быть потому, что обликом своим директор походил на основателя ЧВК «Вагнер», только уши у него были не оттопырены, а плотно прижаты к голове.

Расходятся полотна бытия, И видно вдруг грядущее в прорехи. В который раз, о, Родина моя, Ты надеваешь древние доспехи.

Выжженные солнцем холмы, деревья с пыльной листвой. Узкая дорога, где босые ноги легко поранить о камни. Когда старец Саламан проходит здесь, то наклоняется и убирает их с пути, дабы не навредили другим. Но несть камням числа.

Мне, столичному жителю, привыкшему к людской разобщённости и равнодушию, казалась добрым сладким сном эта страна белоснежных гор, остроконечных кипарисов и простых открытых людей, не ведающих высокомерия и взаимной вражды.

Из командировки батя вернулся не один. Из-за его сутулой, как калач, спины показалась круглая физиономия с седоватой бородкой клинышком. Гость шагнул в сторону. У него были черные мышиные глазки, залысины на широком лбу; тучная, маленького роста фигура туго упакована в синий спортивный костюм.

Время сжалось, пружиной дрожа, Но сердец мы не слышим оглохших. Только души, как двое ежат, Отражаются в окнах промокших.

И вскоре Серёжа бежит по улице, перепрыгивая через солнечные лужи, через разъезженные чёрные тракторные колеи полные жидкой грязи. Синий трактор с большими колёсами и телегой стоит у соседнего дома. Там живёт весёлый рыжий тракторист Василий со старой матерью…