Перевод

...Вслед за этим женщины крошечного побеждённого княжества, многие из которых овдовели из-за недавней битвы, покинули эту четырёхсортную крепость после окончательного разрушения пятисортного храма, переплыли реку в маленьких челнах, самоотверженно бросив вызов бурлящим водам, прошли чуть на запад вдоль южного берега, и тогда разожгли большой костёр и совершили массовое самоубийство в пламени.

В нашем классе было несколько еврейских детей. Слово “еврей” я услышала тогда впервые. Оно звучало в доме ежедневно, как и другое — уже известное мне — слово “Гитлер”. Дед часто повторял: “Ему не удалось сломить нас”. Бабушка и дедушка были тихими и печальными. Наверно, им нелегко было жить в доме умершего сына, где всё о нём напоминало.

Несутся годы наши день за днём —/ Так кошки убегают врассыпную,/ Разнежившись на солнышке дневном/ И вдруг опасность близкую почуяв.

В своих попытках «поставить Гегеля на ноги» молодой Маркс указал на важный контраст между истинной свободой, которая приходит к нам через отношения с другими субъектами, и скрытым порабощением, которое наступает, когда наши внешние стремления направлены не на субъекты, а на объекты.

Отец Сильвестр вовсе не чужд покаянию, но он был чужд тому, что зовется в Европе литературой. Несведущ ни в искусстве слова, ни в назначении книг. Чего не скажешь о его духовном сыне, весьма к этому наторевшем, для царя даже избыточно. Потому мысль о государе и преследует вас неотступно, вам хотелось бы его любить. Величайшему грешнику отнюдь не заповедано стать величайшим святым, но, увы, добрым государем ему не быть никогда.

Путь слез, как тихий ручеек/ Из розы дивной лепестков;/ Моя печаль из ран течет/ Небес забытых и снегов.

Работа Липкина-переводчика была высоко оценена — он был удостоен званий Народного поэта Калмыкии, героя Калмыкии, заслуженного деятеля искусств Кабардино-Балкарии и Бурятии, литературных премий Таджикистана, Калмыкии и Татарстана. Но как только он стал «отщепенцем», его не только отлучили от переводческой делянки, но и перезаказали его переводы другим!

Следует заметить, что у Дикинсон тщательно скрыты все биографические намеки, но поводом для написания этого стихотворения мог послужить раздор в семье, когда брат Остин, женатый на школьной подруге Эмили Дикинсон Сьюзан, сошелся с очаровательной женой профессора астрономии Мэйбл Тодд, которая стала его любовницей. Эмили приняла сторону Сьюзан Гилберт Дикинсон, а ее сестра Лавиния — сторону брата.

Сегодня Майя призвалась в армию. До последней минуты было много волнений, так как раббанит из соседней деревни сказала, что девушки не должны служить. Она очень огорчилась и стала звонить всем подружкам из «Бней-Акивы», которые поддерживали ее.

Но горе гражданину, который из ненависти к супостату сводит счеты с отечеством. А так было и будет. Воевать против родной земли, хоть и во власти Антихриста пребывающей, не что иное, как испытание, которому в пустыне диавол подвергал Сына Человеческого…

Но мостом к новому этапу творчества мандельштамовские переводы с грузинского все же не стали. При всей честной заглубленности в предмет мандельштамовский подход к ним не сводился к культуртрегерству: для него это было скорее тем, что он позднее называл «фигурять Мандельштамом» — чем-то средним между подработкой и спортом высших достижений. Без аванса и гонорара, хотя бы и в виде шашлычного дыма, он за них точно не взялся бы, кроме разве что за Важа Пшавела!

Она вела странный образ жизни, носила одежду только белого цвета и последние 18 лет не покидала пределов дома, став при жизни своего рода легендой, мифом городка Эмхерста в Массачусетсе. В предисловии к первой книге стихотворений Дикинсон Томас Хиггинсон называет ее затворницей и сравнивает с Ундиной, Миньоной и Феклой.

Следовательно, если мы собираемся моделировать наш политический порядок на основе разговора, нам нужно очень четко понять, какой именно разговор мы имеем в виду и какой вид работы требуется для его создания. В условиях демократии, которая предлагает каждому гражданину участие в политическом процессе, разговор должен иметь обратную связь с работой, которая его вызывает.

По мне, так всё единo, и всё глупо./ Срываю маски с гордости и страсти./ Не вызреет дитя у этой плоти,/ Лишь песня, как крыло, рвёт грудь на части.

В этом контексте отдельного разговора заслуживает неожиданно активная переводческая деятельность Мандельштама в Грузии: одна поэма и семь стихотворений! «Сам по себе переводческий труд Мандельштам недолюбливал, — вспоминал Надирадзе, — но, тем не менее, оставил после себя несколько прекрасных переводов с грузинского…»