Литературоведение

История создания этой книги полна загадок. Имя ее переводчика и поныне не установлено – однако, как мы увидим, единственная строка из письма самого Льюиса ведет к русским аристократам, меценатам и знаменитым писателям.

«Долго думал, а стоит ли, говоря о Распутине, задевать тему его личной жизни? Сам Валентин Григорьевич был человеком закрытым; когда речь шла о его семье, публичности не любил. Хотя семья его была едва ли не идеальной, а уж с точки зрения литературной среды — и вовсе…»

«Вряд ли стоит говорить о битве исключительно эстетических миров. В современном литературном процессе на первом плане — идеологии, авторские дидактические движения. За писателем нашего времени часто скрывается философ-практик, иногда — прагматик общественного движения. Это своеобразная эстетика — эстетика духовно-интеллектуального предложения...»

«Сатира, да еще безоглядно правдивая, жалящая, не может вызвать повсеместной любви. Но она помогает исцелению и потому заслуживает благодарности…»

«Анна Григорьевна старалась оградить свою семью от случайных людей, и, надо сказать, ей это удавалось. Федор Михайлович полностью полагался на организаторские способности жены, а после их возвращения из Европы все полномочия по ведению домашнего хозяйства она взяла в свои руки. Ее роль безупречной хозяйки и заботливой жены всегда были предметом восхищения и благодарности мужа. Но Анна Григорьевна не только смогла сделать жизнь писателя уютной и более спокойной, она наполнила ее высшим, земным смыслом, став матерью его детей...»

«В основе истинного русского национализма — чувство великой русской земли и ощущение исторического долга перед нею. Этому корневому русскому чувству сопутствует глубинное презрение к предательству, измене. Человек, изменивший родине, — пропащий человек, то есть погибший безнадежно, становящийся пропадиной, то есть стервою, падалью. Сознание долга связано в русском сознании с чувством преемственности поколений, несущих из рода в род идею Божьего государства, олицетворяющего бескорыстное стремление к справедливости, святости, “благоговения ко всему человеческому — к добру, красоте и правде в каждом смертном...”»

Понимание, восприятие поэзии тем полнее, чем в большей мере читатель наделён свойством, которое ценил Пушкин и которое в высшей степени было присуще ему самому. Он называл это «способностью к различению» и первоначально хотел поставить эпиграфом к «Евгению Онегину» апофегму английского философа XVIII века Эдмунда Бёрка (Burke): «Ничто так не враждебно точности суждения, как недостаточное различение».

Сорок три стиха песни Моше — это история отношений народа и человека с Господом, иными народами и другими людьми, это постоянная со-бытийность реальности и идеала, это падение и вознесение народа и человека, это «я» поэта, становящееся синонимом коллективного «я» народа. Эти сорок три стиха — свидетельство бытия народа и человека в Боге, в слове, Им изреченном и Ему сказанном человеком.

Сомнения И.Л.Переца по поводу возможности выразить на идиш отвлеченные духовные понятия и возвышенные чувства, полностью рассеялись к 1914 году и сменились уверенностью в способности создавать на этом языке любые средства художественной выразительности.

К 1903–1906 годам, когда создавалась статья, Толстой уже был автором нескольких произведений для сцены. Из них особой популярностью у русских и зарубежных зрителей пользовались драмы «Власть тьмы», «Живой труп» и комедия «Плоды просвещения». Но почему после выдающихся сочинений в прозе писатель обратился к драматическому жанру?

Вряд ли можно счесть совпадением тот факт, что писатель взялся за создание «Портного» сразу же после ухода (2011) с завидной должности. Вероятно, судьба Каргина, в молодые годы библиографа, а потом госчиновника высокого ранга, решившегося на странный и, по сути, самоубийственный для его карьеры вызов тому, чему он долго служил, некоторым образом преломляет опыт самого Ю. Козлова.

Однако если любимые Н.И. Рыленковым поэты-символисты П. Верлен, А. Рембо, С. Малларме переносили в свои стихи из живописи импрессионистов туманную дымку как символ зыбкости ощущений и душевной тоски, то для пейзажной лирики Николая Ивановича состояние замкнутости на собственном эго не свойственно.

Полноценный Зверь складывается из совокупности маленьких «зверей», которыми становятся одичавшие охотники: начав с уничтожения свиней, они заканчивают убийством себе подобных.

Уже второе столетие Гоголь мучает нас своей загадкой, как он мучил себя и своих современников. Его проблема, несомненно, в разрыве идеала и жизни — при любви к обоим. Он высветил искусы зла светом Истины, воплотив дух, идею Блага в образе.

Он писал по-русски, чтобы быть понятым одними, и писал на идише, чтобы быть понятым другими – всё это вместе взятое, и то, что стих его был музыкален, и как личность он был мягким и приветливым, сострадающим и привлекательным внешне – всё это определило его единственность в своём роде.