Литературоведение

Принято считать, что талант или гений презирают мнение, что они выше чьих-либо мнений. Только это заблуждение. Талантливого художника ранит предвзятость; чем талантливее поэт и творчество его подлинно, тем более он беззащитен, тем более одинок.

Если искать в русской поэзии произведение с образностью и экспозицией, близкой к "Зимней ночи", им окажется ранняя поэма Лермонтова "Сашка". Лермонтову к тому времени (1835- 1836) уже было известно пушкинское стихотворение "Ночь", опубликованное в 1826 году. И в романе Пастернака, и в поэме Лермонтова герой страстно любит молодую женщину, которая выросла сиротой и далеко не пуританка.

Из рода в род каждая семья отцов-основателей Петах-Тиквы пишет свою историю со своим главным героем. С одним фактом никто не спорит: именно Иеhуда Рааб провел здесь своим плугом первую борозду! Почему он? И этот ларчик открывается куда как просто: только он один с юности знал, что такое плуг и как его держат.

Стихи М.Деза написаны человеком, в первую очередь – размышляющим. Их образы порождены научным языком, что необычно, и как следствие, обогащает поэтический словарь. Другие координаты авторского языка – еврейская тема, от ветхозаветной до современной; личный опыт жизни в разных странах мира (России, Франции, Японии).

А если чем Создатель горд, То тем, что сочинил аккорд, Что сочинил аккорд мажорный, В котором даже клавиш чёрный Готов участие принять, Чтобы тональность поменять Ту, где дышать почти что нечем, На ту, где мир слегка подсвечен.

Легче всего совершить преступление, если выключить свет. Проще всего победить поколение, когда поколения нет. Я не хочу о причинах и следствиях. Потом. Потом. Потом. Это враньё, что лошади лечатся Кнутом. Кнутом. Кнутом. Это неправда, что гасится бедствие Огнём. Щитом. Мечом. Думай, подследственное человечество. О чём? О чём?

Tипичные формулы из эпитафий основаны на библейских выражениях, но используют их по-своему. Они как бы переводят эти выражения из мира библейских реалий в миp повседневности. Еврейские эпитафии соотносятся с двумя мирами: с одной стороны мир идеальных ивритских текстов, с другой стороны реальная жизнь.

Речь о черновике – хранителе тайн, сомнений, колебаний, не допускаемых в чистовик, о черновике, как вечном доносчике. Писатель, летописец, историк – все они – доносчики прошлого и настоящего – в будущее. Только это и заставляет их тратить жизнь на кажущееся многим никчемное дело. Но они-то знают, что ничто не приносит человеку более высокого, пусть и мучительного, наслаждения, чем творчество, в редкие минуты которого человек способен коснуться седьмого неба. Именно черновику доверяют самое скрытое в душе, которое не должно вырваться в чистовик, а в речи вырывается «оговорками», с которых Фрейд начал свое триумфальное шествие в психоанализе.