Моя дань…
Возникало и кружилось молчаливо,
Над оврагом в черных лохмах воронье,
А вдали остывшей тушей, сиротливо,
В поле танк темнел подбитый и… хламьё.
Крыло снегом раненых… убитых,
Пресно пахла в комьях мёрзлая земля,
Поле в язвах от воронок… ядовитых…
Торопливо где-то сыпалась пальба.
Обвалились, обгорели рядом хаты,
Сад дожевывал хиреющий огонь,
Над селом клубился кислый дым… лохматый,
Ела окисью глаза густая вонь.
Истлевает все село в огне покорно,
Спит война, над миром зря склонился Бог…
Кровь вскипала… и сгущалась плодотворно…
Дым пластами стелит черный вдоль дорог.
Это день для избиения друг друга,
Против разума и братства и добра,
Подошел вплотную смертный срок… до плуга…
Опрокинута до неба голова.
И была одна огромная секунда,
Среди этой черной, выжженной земли,
Где пожары выжирают все до грунта…
Нутро города дотла все… до пыли.
Отдиралось с кровью прошлое слоями,
Мне войну перекричать никак нельзя,
Она слышит только выстрелы… горстями…
Это боль и смерть, но не моя стезя.
Через стонущих шагая… замолчавших…
В мертвой цепкости, холодной, неживой…
В черноту и неизвестность… не дышавших,
На всеобщий я вышагивал убой.
Капал воск свечи похожий на слезинки,
Безразлично прозвучал за хатой взрыв,
Воздух очередь прошила и снежинки,
Мертво сыпались на лица, их покрыв.
Умирать Бог даст, не будем мы сегодня!
Между днем и ночью выбирая грань!
Смерть у каждого своя… и та Господня…
Пули эти не мои, а только дань.
Надо только держаться…
Надо только держаться… и всё…
Или выбиться к солнцу… наверх,
В дым удушливый, желтый от сёл,
Горсть земли нацарапав… для всех…
Надо только держаться… и всё…
В беспощадную, злобную ночь,
Прижиматься к нетеплой земле,
Матерщину и стоны гнать прочь.
Надо только держаться… и всё…
В неглубокий вжиматься окоп,
С сердцем, выгоревшим на войне,
Чтобы ринуться слепо вперед.
Надо только держаться… и всё…
Отнимая у смерти… азарт…
Даже с хрустом ломая себя,
Даже если в последний мой март…
Надо только держаться… и всё…
Забываясь лишь в каменном сне,
И когда больно рубит в груди,
Обжигать горло водкой вдвойне.
Надо только держаться… и всё…
Даже если убит навсегда,
Ведь безгрешен погибший солдат…
Долетит пусть ни в тех… ни туда…
Надо только держаться… и всё…
От секущих осколков и пуль,
На ходу сплюнув с кровью слюну,
Запалённо дыша на лазурь.
Надо только держаться… и всё…
Шаг вперёд сделав очередной,
Значит кто-то погиб за тебя…
Если ты уцелел… и живой.
Я с лютостью смерти искал…
Я с лютостью смерти искал,
Прерывисто схлебывал воздух,
Выкашливал мокро нагар…
В окопе, отрытом по росту.
Я, падая носом на дно,
Зубами грыз грязную землю,
Зароют… а мне все равно…
Другого я здесь не приемлю.
Работники черной войны,
Ползучая, жильная тяга,
В случайной воронке страны…
Привыкшие к смерти… оврага.
В фанеру раскатанный труп,
Где быдло над мной диковалось,
Кругом ложь, паскудство… и суд…
И челядь штабная осталась.
Смертельным, горячим крылом,
Коснулась война даже пьяных…
Пропитанный кровью мой дом,
Земля нерожалая в ранах.
И я пока жив… виноват…
Без слов и всегда перед мертвым…
Шипя, где-то шамкал… снаряд,
А я все остался упертым.
Давай! Убивайте скорей!
Состылись уже мои губы…
Иль я буду рвать… дикарей,
Пока я живой и есть зубы.
В окопе я не атеист,
Сто метров свои по траншее,
Святым проживу… буду чист…
Живые чтоб были нас злее.
Чернели тела на снегу,
От жара и дыма шатучих,
Я грязной рукой на ходу…
Глаза тер от слез очень жгучих.
Черный город…
Черный город и красное небо,
Неизвестность по имени смерть,
Где-то близко рвануло… и слепо…
Но никто не хотел умереть.
Оборвался вдруг выдох последний,
Снова грохнуло рядом волной,
Вой с подвывом зевнул в день весенний,
Заскользил над моей головой.
Обливаясь беспамятным потом,
Овладела покорность судьбе…
Сиротливо в степи тлело что-то,
И горело в полях… вдалеке.
Глядя в небо с мольбой и упреком,
На изорванной сталью земле,
Запалил горизонт я жестоко…
Под огнем и железом… на дне…
Густо пахло недавним пожаром,
Ядовито на смерть матерясь…
Я глядел слепым взором… устало,
Как рычала и лязгала грязь.
Там горели кострами машины,
Дым пустив на истоптанный снег,
Вверх летели куски мерзлой глины,
Куски мяса убитых… калек…
Весь я вышел!.. Истратил я сердце!..
В запорошенный снегом кювет,
С вялой мыслью о смерти… вертеться…
Как устал я не верить в рассвет.
Через силу ломать смерть зубами,
Вместе с воздухом… вместе с песком…
От крови песок черен… с камнями,
Сдохший мир, город черный… мой дом.
За тебя…
Сквозь дым и пыль пятном кровавым,
Светило солнце над селом,
Ловил я воздух сладкий… алый…
Губами мокрыми и ртом.
Я щупал гиблое пространство
Дрожащей, пляшущей рукой,
Вокруг стонало, выло царство…
Огня… шел мой последний бой.
Мать… перемать и чернословье…
Все взрыто, вздыблено вокруг,
Холмы воняли поголовьем,
Горелым мясом черных сук…
И я среди живых пропавший,
В горячем скрежете крестов…
В снарядных всплесках уже… павший…
Аааа… в кожу мать… бил за дедов.
Прощай растерзанное всполье!
Я телом вот заткнул войну…
И муза смерти… и застолье…
Простите мне за тишину.
Мое надсаженное сердце,
И что от боли я ослеп,
За край простите иноверцев…
Я все ж разгреб руками степь.
Я пал… я был землей завален,
Косяк, где вымахнул огня,
Я, прикипевший у развалин,
На дне окопа… за тебя.
Я верил…
В собственное верил я бессмертие,
По лицу размазав свою кровь,
Но не ждал, не верил в милосердие…
Крепко зажимая пальцем бровь.
По лицу текла кровь искаженному,
Пулевой сужался смертный круг,
Богу я поверил… не сожженному…
Выстрелив в лицо чужое вдруг.
Все равно я хищно цель выискивал,
Нарастала густо все стрельба,
Накатила громом даль… неистово…
Залегла в напруге тишина.
Я в чужое верил, в небо черное,
Одуревши верил в смрадный дым…
В копоть ядовитую упорно я,
Верил… отползая… к неживым.
В Бога… в мать… да и во всех крестителей,
В дыры мокрых, грязных, черных ртов…
Взвизгивали пули… обвинители…
А я верил в жизнь и в этот ров.
Землю скреб и верил лихорадочно,
В трещины вжимаясь и в овраг…
Скрежетала даль вся… беспорядочно…
Верил я и делал в пламя шаг.
Высекая всплески, пули синие
Щелкали по щебню и камням,
В каше человеческой… без имени…
Коротко, со злостью верил я.
Ртом хватая воздух обжигающий,
Верил в клочья мертвого огня…
В стаи красных пуль… и в остывающих…
Что застыли рядом от меня.
Проскуров Владимир Владимирович, 1962 г. р., ур. г. Владивосток, офицер запаса, с 1992 года проживает в г. Киеве. Образование высшее, журналист. Публикуется с 2012 года в областных и районных газетах Украины, журналах Фабрика Литературы, Русская Жизнь, День Литературы, Молоко, Топос, Великорось, Литкультпривет, Золотое Руно, Автограф, Камертон, Невский альманах, Сибирский Парнас, Журнальный мир, Мастерская, Независимое Искусство, Чайка (США), в сборниках стихов и рассказов журнала Перископ — Гипноз, Березовая Эстетика, антологии Возрождение казачества, Священная война, в изданиях журнала Эмигрантская Лира ЭЛ, альманахе Царицын. Финалист Международных Поэтических Фестивалей и Конкурсов журнала «Эмигрантская Лира» 2020–2021 гг.
