Поэзия

В небе ангелы соберутся Землю маленькую вращать, Ломоть хлеба крошить на блюдце, Птиц обиженных защищать. От усталости золотые, Они с неба уронят хлеб, И печальные, не святые, Мы увидим всего лишь снег. И покроем его следами, Налепив всякой всячины, А они разведут руками И останутся голодны.

Есть радость в утоленье светлооком, Она течёт, как речка по протокам, – Он говорил, – а есть… Один стоишь, Как под грозою, дышащей озоном, Наедине с лампадой, озарённый, И от предчувствий замерев, молчишь, Свидетель неба и бесшумных молний. И слышишь голос из глубин безмолвья.

Видишь ли суслика там, за осиной? Как же он мил, но ловить бесполезно, Можешь попробовать, псих. В нашем болоте под ряской и тиной, Где между кочками спрятана бездна – Много таких.

дерево раскачивающее собой как в ускоренной съёмке сбрасывает шкуру больше такое не носят ветки его истончаясь врастают в осень и увеличивают её семантическую ёмкость

...так я, несмелая, немилая, Цветаевой обед ношу. Моя любовь как стирка стылая, как майский жук. Тд тп и слово всякое, и в воздухе глухонемом икота выбирает Якова, оно само.

Ежеминутно рождаются золушки, я потеряла волшебную палочку, в лето – ажурное нервное золото, перекрестившись ремнём безопасности, сосны манящие вышестоящие, головы задраны, лямки приспущены, прямоходящие живородящие да вездесущие дикорастущие.

Вот звук зимы – скребок о тротуар, каблук о лёд, и снег сползает с крыши. О музыка зимы, как раньше не услышал твоих литавр торжественный удар!

Когда приехали косари – сбежалась глядеть вся округа: Дачники, дворовые псы и другие строгие судьи. А лето выдалось в тот год зловредней недуга: Солнцем приманит – и сразу дождём остудит.

Я собираю редкие слова – Причелина, уключина, полова. Ушедшие, забытые, едва Знакомые и встреченные снова. Вакация, очипок, басалай – Гимназия, сельцо, трактир ямщицкий. Осколки помутнелого стекла, Немые антикварные вещицы.

так пока-чива-ясь шла эпоха: делай хорошо, не делай плохо – и, даст бог, не заступив черту, тут отнять, а там слегка прибавить – в облачной и солнечной забаве каждый клок и лучик на счету

И пишутся божественные строчки под гром копыт, под лошадиный хрип. И тает лёд, и лопаются почки набухших лип. И вот тогда, неведомо откуда пришедшее нежданно, верь не верь, услышишь сам, как маленькое чудо стучится в дверь.

Облакитной октябрьской высью Нижется гроздь барбариса Чётками птичьих набросков Клёнописью, неброским Багрянцем по сини. Ветер бросает в небо Тайнописью на хоругви Морские перелётные фуги. Аве, Осень!

Гуталином бриолином Ночью без огней Разговариваю длинно С Родиной моей Позолотой да утратой Крашеной доской Отвечает соглядатай Правильный такой

казалось бы исправить можно всё пока мы живы и бумага терпит свиданий тайных шок и нервный трепет как раньше не вставляет не трясёт и попадает мяч под колесо но это колесо велосипеда

Как быстро яблоко темнеет, когда надкушенным лежит. Открытый воздух по идее не должен вредоносным быть. Но жизнь – явленье объективное и часто не прощает никого. Моё ты яблочко наивное, за что тебе и от чего?..