Культура

Феномен совершенства невозможно понять без привлечения понятия энтропии, потому что совершенство — это состояние оптимального соотношения информации и энтропии. Все дальнейшее в этой части написано для объяснения этого определения.

Полагаю, что рассказы дочери и племянника Т.Л. относятся к разряду анекдотов и всерьёз Чехова в качестве жениха никто и не рассматривал (ко всему прочему невозможно всерьёз говорить про замужество с человеком, с которым двух слов не сказала)!

Если Павел Антокольский — ровесник революционных событий начала XX века, то его родители — ровесники народовольческого движения, а прародители — свидетели декабрьского восстания. Короче, деды — это декабристы. О них пойдет речь в стихотворении. Революция, пришедшая сквозь снега и беды, тоже указывает на историческую преемственность: спустя сто лет свершилось событие, о котором спорили, которого ждали, и тоже зимой.

Борис Михайлович очень не любил инсценировок великих произведений, особенно им любимых, и он очень настороженно относился к любой инсценировке, в частности, прославленной в свое время инсценировке «Анны Карениной» в Московском Художественном театре. Он понимал, что нельзя вместить все образное содержание гениального романа в пределы одного вечера, но даже если бы «Анну Каренину» играли два вечера, все равно невозможно было бы вместить.

Как оказалось, глубокой воды не боится физик и математик Владимир Евгеньевич Захаров, изучающий поведение так называемых волн-киллеров, которые образуются именно на глубокой воде в мировом океане, а не как хорошо известные канонические решения волновых уравнений на мелкой воде. И изучает Захаров такие волны глубокой воды на пару с самим Хокусико Хокусаем. На одной смысловой волне, что называется.

Так вот, не всегда неизвестная музыка — хороша. И очень редко в старых рукописях находятся шедевры. Потому что все шедевры известны. Они — в генетическом коде человечества. Изменить этот код очень сложно..

Губанов был прирождённым импровизатором. Надо опять подчеркнуть эту грань его дара и напомнить об этом. Когда в нём вспыхивал огонь творчества, он, будучи буквально за минуту до этого совершенно другим, весь, моментально, всем своим существом, почуявшим приближение чуда, преображался.

Когда мы начинали наш проект, то очень тщательно подходили к выбору материалов, чему будем следовать и впредь. Нам очень лестно было потом слышать от читателей после выхода первого и второго номеров журнала: «А когда следующий?»

Не совместные игры и увлечения, не отцовское воспитание и материнское ласка, не всё то, что обычно объединяет братьев и сестёр выходит здесь на первый план, а космическое, надмирное родство, единение душ, для которых общий не просто совместный быт и взросление, но – постижение Вселенной.

Но мы будем неблагодарными потомками, если не сохраним память об этом незаурядном человеке, который не слыл, а был поэтом.

В дарственной надписи есть строка на немецком языке, перевод которой выглядит так: «Прошлое ещё предстоит»… То, что немецкий был её вторым родным языком, усиливало смысл слов: Марина предсказывала встречу в будущем. Но прошлое не повторилось. В 1939 она вернулась в Россию — в катастрофу, где будущего у неё не было.

Жизнь показывает, что есть одно основное средство и, может быть, оно даже единственное для борьбы со старостью. В чем оно заключается, я лучше скажу словами Резерфорда. Он говорил мне: «Капица, я себя чувствую молодым, потому что я работаю с молодежью». Иметь учеников и работать с молодежью — это самое верное средство для ученого сохранить молодость и не отставать от прогресса в науке.

Наши визиты к Локшиным всегда традиционно начинались с того, что Александр Лазаревич предлагал мне поиграть что-нибудь на своем стареньком «Бёзендорфере». Сам он сидел рядом на стуле и одним своим присутствием помогал играть. Это не были уроки в обычном смысле слова. Это было некое действо, как бы передача ощущения музыки не через слово, а через духовные нити.

В годы крупномасштабных реконструкций столицы — это все еще особый мир с заброшенными домами, сплавленными под дождь архивами. Во дворах среди мусорных свалок отсверкивали цветком папоротника настоящие клады. Для обыкновенного горожанина то была старая рухлядь, отработавшая свой век. Но та же самая вещь в глазах чуткого художника преображалась.

Стихи сопровождали меня с детства, и школьные уроки литературы не смогли отбить охоты, так как я читал все раньше, чем мы начинали это «проходить». То, что требовалось выучить наизусть, я запоминал легко, но многое из этого я сейчас не очень твердо помню.