Рассказ

— Фу, беспородный, — Высокий мужчина притопнул на Шарика, который, доверчиво виляя хвостом, приблизился к нему по осенней аллее. — Вы что? — возмутилась Вера. Своего пса она взяла из приюта, но вовсе этого не стыдилась.

Ходил по станицам слух, что пришла из нагайских степей на Дон ещё одна банда. Мало своих. Банда была не сильная, но жестокая. Шальные и отчаянные недобитки рубили с плеча не только коммунистов и комсомольцев, а всех, кто на глаза попадался. Уйти живыми в Турцию надежду они потеряли, потому как твёрдой ногой встала Советская власть на Кавказе.

В 1973 году врачи в связи с недомоганиями моей дочери посоветовали сменить климат родного мне Урала на более мягкий. Я поехал на разведку на Украину, в Днепропетровск, где жила со своей сестрой моя двоюродная сестра Татьяна. Остановился у неё и пошел устраиваться на работу в редакцию областной газеты «Днепровская правда». Меня взяли корреспондентом. Роль сыграли диплом журналиста и последнее место работы — областная газета «Уральский рабочий».

Дверь с комариным стоном отворяется, и в сырой сумрак августовской ночи выходим по очереди: я и мой дед. После тяжелого воздуха натопленной впрок комнаты пространство ночного воздуха отдает сладостью. Деревянное крыльцо старчески поскрипывает, и нас встречает растрепанная влажная трава.

В небольшом городе нет того комфорта, который есть в мегаполисе. Здесь не найти японских пирожных моти или бабл-ти. На весь город один электрокар от известного производителя и с десяток от неизвестных. И зарядная станция одна. Ни одного центра современного искусства, картинг-клуба или электробуса. Даже трамвая нет, что странно, если подумать, ведь нет более провинциального транспорта, чем эти усатые, ржавобокие старички.

Меня называли «тургеневской девушкой» из-за кружевных платьев и русой косы. Было приятно; я нарочно покупала нежно-розовые помады, вплетала в волосы ленты и красилась палеткой «Bambi». Сравнительно короткий тургеневский период счастливо совпал с учебой на первом курсе, и в литературную среду я вписалась вполне гармонично.

Настало время, когда в зелёном парке появился первый жёлтый лист. В погожий денёк кошка Веснушка с мышкой Торопыжкой вышли прогуляться. По воздуху летели паутинки с маленькими паучками — отважными путешественниками и искусными мастерами, соткавшими себе эти ковры-самолёты. Они ловко управляли ими, как воздухоплаватели дирижаблями.

Михаил любовался пейзажем с явным удовольствием на лице. С широкой площадки на заднем дворе, вымощенной шестиугольными плитками, открывался действительно живописный вид. Вниз шёл долгий и пологий склон, поросший ровной невысокой, будто недавно постриженной, травой. Дальше вздымались такие же зелёные холмы, обрамлённые негустыми хвойными перелесками, между которых бежала узкая тропинка. Она становилась совсем неприметной, теряясь в дымке у тёмных скал и пляжа из чёрного вулканического песка, за которым плескалось море.

Обозримое будущее, час пик, остановка городского троллейбуса. На остановке вот уж четверть часа томятся, переминаясь с ноги на ногу, скучающие пассажиры. Кто-то меланхолично тычет пальцами в свой телефон. Другие безуспешно гипнотизируют тяжелым взглядом зависшее информационное табло.

Ветер не тревожил песок. Всё было тихо. Но рано или поздно налетит ветер и заметёт и ключ, и часовой механизм, и половинки расколотого надвое ореха. Где бы мы ни жили, пылинки спускаются с неба, проходят века, и эта небесная пыль, подгоняемая ветром, заносит бесследно огромные величественные города и немых сфинксов пустыни. И даже развалины не видны из-под земли и песка.

Когда утром Вася открыла рот со своим вечным добрым утром, сразу стало понятно, что никакого доброго утра ни у кого уже не будет. Прекрасные голубоватого оттенка волосы струились изо рта несчастной Васи. Росли они не по часам, а быстрее, и к полудню Вася заплела серебряную косу, обвила вокруг шеи и ушла куда глаза глядят. Все сразу вспомнили, куда пошёл Лев Толстой, побежали искать Васю на вокзал. Нашли на морском.

Я вынимаю девочку из портрета, беру в руки, чтобы дотетешкать в любви ко мне, то есть к себе. На ухо воркую: мы, русские девочки, воспитаны великой русской литературой. Обучены любви-катастрофе. Нам не возлюбить ближнего, как самого себя. Нам ближнего возлюбить – раз плюнуть, но не как самого себя. Мы горожанки, но нас замотали в красный сарафан и выпустили в рожь. Колоситься...

Отрывок из романа «Три стороны монеты»

Вскоре слава замечательного певца (которому, кстати, Филатов, вернул зрение) разнеслась по всему Советскому Союзу. Но мы, дачники с 12-й станции Большого Фонтана, всю жизнь гордились тем, что первое выступление в СССР ставшего теперь уже легендой Артура Айдиняна состоялось в 1951 или 1950 году в нашем маленьком дачном коллективе на Алкиной веранде.

Эту рукопись прислали нам сотрудники Готской научной библиотеки, расположенной в замке Фриденштайн. Рукопись была найдена в подвалах библиотеки, и хотя написана на тюрингском диалекте средневерхненемецкого языка, дата написания, обозначенная в конце текста – 1987 год. Автором рукописи значился некий Герхардт Гогенштауфен, иных следов которого нам найти не удалось.