Литературоведение

Одного, только одного из перечисленных здесь мною пунктов его «послужного списка» с лихвой хватило бы любому общественному деятелю, чтобы навсегда забыть о политической карьере в Америке. А Обаме, как заговоренному, «весь списочек», преданный огласке накануне выборов, ничем не повредил и никакого видимого ущерба не нанес.

Учитывать своеобразную энергетику чисел и работать с ней (не всегда, быть может, осознанно) умел А.Грин. Так, «Блистающий мир» открывается фразой, содержащей два числительных.

Романтический театр, возникший в ходе борьбы с «тремя единствами», опирался на Шекспира, но, в конечном счете, свел «призрачное измерение» к декламации героя, кинжалам и потокам крови, пролитым в тех или иных интерьерах.

Самоубийство, как известно, не событие, а процесс. Петля на ее шее начала стягиваться задолго до приезда в Елабугу. И даже задолго до возвращения в Москву, летом 1939-года.

До мобилизации в армию Бартон полгода проучился в Оксфорде, где летом 1944 года принимал участие в студенческой постановке Шекспировской комедии «Мера за меру». Военную службу он отбывал в наземных частях Королевского воздушного флота.

Должен сказать, что истории логика С логикой нашей не дружит совсем, И не для нашего слабого лобика Смысл её бессистемных систем.

На просторах текста много личного – встречи, взгляды, реплики, оценки человецев (от вознесенья «о-о» до пренебрежительного «бр-р») и так далее – очень чувственная книга. «Италик мой!» - вскричала бы Берберова.

В некоторых случаях европейская культура давала «сбой», и это происходило при нарушении взаимодействия двух ее начал. Так, нацизм можно понимать как европейскую культуру без библейской свободы, с одновременным введением тотальной регламентации.

Хороший путеводитель хочется читать так же, как хорошую книгу. Новый объемный путеводитель знакомит читателя не с Вильнюсом вообще, но рассказывает лишь об одном из многих обликов этого города нескольких национальных традиций. Он посвящен еврейскому Вилнэ.

Рецензия посвящена «фиксации всеобщности» жидоедства русского культурного человека – всякого русского культурного человека. Посвящена фиксации факта ненависти – столь низкой, столь базарно-погромной, что о ней стыдно говорить вслух даже с единомышленниками. Говорить стыдно, громить стыдно, зато писать в дневнике – можно

И.Маор интересуется возможностью публикации своего исследования, посвящённому творчеству русского философа В. Соловьёва в плане его отношения к еврейству. Гольдштейн отвечает отказом. И приводит свои доводы.

Некоторые трактовки поражает своей оригинальностью. Например, логичное (хотя и спорное) утверждение Дм. Гузевича об отсутствии принципиальной разницы между геноцидом – уничтожением народов и социоцидом – уничтожением классов только за их происхождение.