Литературоведение

Мысль Штейнгарта не позволяет перескакивать абзацы, и в то же время задремать над текстом не дает его юмор. В общем, читая остаешься в постоянном напряжении (чего современный читатель, может, вовсе и не ищет).

Марию Александровну Денисову Маяковский встретил впервые в январе 1914 г. в Одессе, где вместе со своими друзьями-футуристами Давидом Бурлюком и Василием Каменским выступал с чтением стихов в Русском театре.

«Застолбить» себя на иврите столь же высокого уровня Майя, приехавшая в Израиль в возрасте 38 лет, не смогла бы, даже если бы очень захотела. А другой уровень ее просто не устраивал. Не Майя Каганская владела русским – русский владел ею. И в этой неизбывной кабале заключалась ее главная трагедия.

Спросили у Маяковского – сколько он пишет хороших стихов, сколько плохих? «Я пишу пять хороших и пять плохих», – ответил поэт. «А Блок?» – «Блок восемь плохих и два хороших, но мне таких никогда не написать». – И виновато улыбнулся.

Философ Кьеркегор в своей книге «Или – или» описал два способа отношения к жизни: можно выбрать либо этическую шкалу суждений о поступках – своих и чужих, либо эстетическую. И Холден, и его создатель явно выбрали эстетическую. Её главное преимущество и привлекательность для миллионов: она избавляет от мук раскаяния.

Писатель не испытывал благодарности к Берлину, вспоминал о нём, как о кошмарном сне. Себя в городе он называл «бесплотным пленником», европейцев – «призрачными нациями», а своё «физическое существование» в Берлине уподоблял «беспечному скольжению».

У Елены Минкиной, странное явление, не замечаешь "как написано", не вглядываешься в извивы стиля – плывешь по течению текста, увлеченно несешься быстринами. Медленно Минкина и не читается – это как цветаевские стихи, взахлеб.

В течение своей жизни В.И. Анучин пробовал себя в разных видах деятельности, но единственное, к сожалению, в чем он преуспел, это в фальсификациях. Да и то не смог сделать эти фальсификации такими, чтобы они не были разоблачены. Хотя и произошло это разоблачение не при его жизни.

О литературе не только современной

Лейбу Левин называл себя «Ворткинстлер» – «художник слова». Каждое слово являло ему своё лицо. Так художник, бросив взгляд на окружающий его пейзаж, различает оттенки цвета, его малейшие нюансы.

Меня часто охватывает необъяснимая тоска по времени, в котором мне не довелось жить. Я тоскую по чеховским чаепитиям, светским салонам Серебряного века, редакционной лихорадке времен НЭПа… Такую тоску Марина Цветаева называла «разоблаченной морокой» и связывала ее с родными местами, окутанными липкой паутиной новой власти. Но более всего моя «морока» связана с Ленинградом начала 60-х, где паутину новой власти надорвало уникальное созвездие молодых литераторов. Именно тогда Незримый Вершитель из городской толпы ленинградской молодежи стал проявлять лики будущих талантов русской литературы.

Анализируя высказывания авторов и критиков, опубликованные в №1 за 2012-й о современном состоянии отечественной литературной среды, можно выделить 3 аспекта.