Литературоведение

Бельгия в Первой мировой войне в стихах русских поэтов

В юдофобской традиции принято сравнивать евреев со зверями, пресмыкающимися, насекомыми, чтобы отделить их от остального рода человеческого, показать обособленность от других людей. Выражаясь высоким слогом, можно сказать, что такими сравнениями достигается дегуманизация еврея, лишение его человеческого облика. Показательно начало новеллы, так сказать, ее увертюра. Слуга дома Венделин вышел на площадку второго этажа и бьет колотушкой в гонг, призывая хозяев к столу: «Медный гул, дикий, каннибальский, несоразмерный цели, проникал повсюду: в салоны направо и налево, в бильярдную, библиотеку, зимний сад, вниз, вверх, по всему дому, равномерно прогретый воздух в котором был изрядно пропитан сладким экзотическим ароматом» (Кровь Вельсунгов, 491).

Дело же в действительности состоит в том, что Достоевский (как и Гоголь, как и Эдгар По, Кафка и многие другие писатели-творцы) был, прежде всего, визионером и отчасти магом - был способен как художник слова видеть иную реальность, чем обычные люди, реальность духовных сущностей, духовных субстанций, окружающих материальную жизнь и отчасти растворенных в ней, а затем умел гениально воплощать эту невидимую реальность в художественной литературе. Подобную «иную реальность», невидимую для обычного человека, Достоевский, несомненно, любил (отчасти бессознательно) и потому чаще всего и отображал. Причем, не только в «Бесах», но в той или иной мере во всем своем творчестве.

И не только я: об одной из птюшек, ютившихся в гнезде пропагандного кондора, передавалась шепотком незаурядная история. Валерия, или, как с подмигом называл её наш главный режиссёр „Кавалерия”, была синеглазой и, следовательно, натуральной блондинкой, то суетливой, то впадавшей в задумчивость. Она служила у нас помрежем, то есть ставила на пюпитр заставки (и всегда не вовремя), выполняла другие побегушки, а ниже этой должности считались только кабельмейстеры. В остальное, кроме эфира, время она густо сандалила ресницы, восстанавливая следы былой красоты, и любила шокировать учёных дам, которых я иногда приглашал на свои передачи, тем, что поверх своих, предположительно говоря, естественных блонд она надевала ещё и черноволосый паричок, заламывая его лихо, как матрос бескозырку, набекрень. Вид получался, действительно, сногсшибательный, как и её былая краса, приведшая когда-то 17-летнюю старлетку без экзаменов в Щукинское училище, а оттуда, с середины первого курса, на кремлёвскую ёлку в роли Снегурочки, где Лаврентий Палыч и положил на неё глаз.

И всё ж спасибо, облака, За вашу музыку ночную, За всё, что, может быть, начну я, За всё с чем кончено… пока. Под вашим взглядом свысока, Не обижаясь, не ревнуя, Я – холмик теплого и влажного песка… Переселенье душ. Тоска. И внятный зов в судьбу иную.

Потом пришел бандит всех народов Сталин и сказал, что мы отравили всех вождей. Что еврейские врачи отравили всех самых больших партийцев. Какая-то курва Тимашук, или Тимошенко, или дер рих вейст* кто, якобы заметила у доктора Вовси яд, который они разделили между собой, чтобы отравить всех больших балабосым*. Это было дело врачей. Так когда я открыла газету, мне стало темно в глазах: я читаю Вовси, Коган, Фельдман, я знаю, кто еще, может быть, Кацман – все наши евреи там, как же смотреть теперь людям в глаза, я вас спрашиваю? Если мы можем сделать такое, так мало нас били, мало нам кричали "жид", так мы-таки это заслужили, чтобы нас земля не носила на себе! Ой, готыню, говорю я себе, за что же ты нам послал всё это, чем же мы у тебя провинились, что ты нам это посылаешь, кто это сделал против тебя? или мой отец, или мой дедушка, или кто? Нет, они этого не сделали. А кто же? Ни мой отец, ни мой дедушка, ни моя мамочка. Что мы знали? Что они знали?

И мало кто знает, не считая местных жителей, конечно, что в заурядном Кругловске есть нечто, ставящее его на один уровень с такими городами, как голландский Хорн, город сыроваров, или швейцарский Ла-Шо-де-Фон, город часовщиков, или немецкий Бамберг, город пивоваров, или даже Санкт-Петербург, город президентов. Да, Кругловск, как это ни удивительно, стоит в одном ряду с этими знаменитыми городами, потому что Кругловск… … потому что Кругловск, и это повод для гордости всех кругловцев, - город мерчендайзеров! Дело в том, что уже несколько веков в Кругловске рождаются, живут и умирают только мерчендайзеры и никто больше. Самый первый мерчендайзер, как утверждают исследователи кругловского мерчендайзинга, появился в городе ещё во времена царствования Павла I, в сентябре или октябре 1798 года. Звали мерчендайзера Сергей и именно его портрет кисти Иоганна Баптиста Лампи-младшего висит на почётном месте в Кругловской художественной галерее. Главный мерчендайзер галереи,

…Мы ждали милосердия в ответ на нашу кротость. Книги всех народов мы впитывали, как пустыня воду, ища, чего в них не было и нет. Мы были смазкой всех колёс в походах любых племён. И женихов-невест дарили им с надеждой и любовью... А результат записан нашей кровью – подобных ужасов не видел свет… (Из стих-я «Последний итог», пер. М. Польского)

«О Тютчеве до сих пор бытует представление как о “певце природы” и поэте любви, в лучшем случае он воспринимается как поэт-философ. И это вполне отвечает реальности. Неправомерность подобных ограничений заключается в том, что Тютчева продолжают упорно включать в полуязыческую мировоззренческую “традицию”, тогда как он сознательно и настойчиво порывался в направлении от философского пантеизма к евангельскому поэтическому мироощущению. Были в этом трудном восхождении свои падения и “рецидивы” гностического характера, но судить все же резонней по высоте духовного и поэтического парения».

Каждый год у нас выходят восемь номеров «Заметок» и четыре номера «Старины», по выпуску в месяц. Последние номера запланированы на декабрь. В течение 2015 года опубликовано 233 статьи «Заметок» и 41 статья в «Старине», написанных, соответственно, 126 и 35 авторами. Важно отметить, что состав авторов постоянно пополняется новыми именами. От четверти до трети всех авторов – дебютируют в журнале. В этом году в «Заметках» дебютантов было 33, а в «Старине» - 10. В среднем, один номер «Заметок» содержал 29, а выпуск «Старины» - 9 крупных статей. В пересчете на бумажный формат объем каждого номера составляет 450-500 и больше страниц формата А5.

Не секрет, что крещение долгое время служило панацеей от бесправия для любого еврея. Знаменитый Генрих Гейне (крестился для того, чтобы вступить в коллегию адвокатов Гамбурга, вступив, он никогда не занимался адвокатской практикой) на этот счет выразился так: «Для еврея крещение - это входной билет еврея в европейскую культуру» 69, в тоже время он шутил, что «пристать к Христу - задача для еврея слишком трудная: сможет ли он когда-либо уверовать в божество другого еврея?». Однако до 1880-х годов в другую веру переходили лишь единицы, но, несмотря на это крещеных евреев на российской государственной службе был длинный ряд, который мы в этой монографии не разбираем, но упомянуть некоторые из них стоит.