Воспоминания

Я понимаю так, что разные вещи - геройство изнутри и геройство снаружи, геройство по внутреннему напряжению и геройство по результату. Первый вид геройства лучше всего запоминаешь ты сам, второй - другие, кого это геройство коснулось. В твоей биографии бывали оба вида геройства.

У Бонча была не гладкая биография. Его отец, известный коммунист и литератор Леопольд Авербах, был председатель Пролеткульта и занимал крупные партийные должности. К 1951году он уже был давно расстрелян, а Виктор Авербах сменил фамилию на Бонч-Бруевич, поскольку его мать была дочерью Бонч-Бруевича – управляющего делами Ленина. Бонч жил в Москве в доме на ул. Семашко с мемориальной доской в память его деда Бонч-Бруевича. Однако при Сталине было неясно, что хуже: быть сыном врага народа Авербаха или внуком соратника Ленина Бонч-Бруевича.

Звучит призыв старшего пионервожатого: «Пионеры, в борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!». Все поднимают руки в салюте. Звучит стройный ответ всего пионерского каре: «Всегда готовы!». Объявляется распорядок дня, назначают дежурных. Целый день у флага стоит дежурный с автоматом, на голове зелённая каска из папье-маше. После поднятия флага – завтрак. Затем нас собирали по отрядам и объясняли, что такое «дело Ленина-Сталина» и почему надо бороться за это дело. Много раз объясняли: «Надо хорошо учиться, чтобы стать достойным гражданином своей родины, выявлять врагов, т. е. тех, кто против Советской власти, кто ведёт дома пораженческие разговоры». Приводили в пример Павлика Морозова, который донёс на своего отца. Иногда с нами вели индивидуальные беседы, выявляли врагов.

Из университета меня действительно исключили – «за поведение, недостойное советского студента». Я попросила справку о том, что шесть лет училась в университете, и за что меня исключили. Мне ответили: «Мы для Израиля справок не даем». Что-то возражать и объяснять не имело смысла. Мой дипломный отпуск прервался, и в ожидании ответа из ОВИРа я вернулась на работу.

Больше всех он ненавидел евреев, но они оказались полезными. Многие годы он их терпел, но ждал, что наступит и их черёд. Самым ненавистным был самый талантливый – Михоэлс. На минуту ему померещилось, что великий артист талантливее и популярнее его самого. Два мудрых Давида не могли существовать в принадлежащей ему стране – поэтому он дал приказ уничтожить Михоэлса, а после пышных похорон задушить Еврейский Антифашистский Комитет и уничтожить еврейский театр.

В тот период США переживали самый большой в их истории экономический кризис, в стране было восемь миллионов безработных. Для многих, включая моих родителей, кризис подтверждал слова Маркса о гибели капитализма и, таким образом, стал едва ли не основной причиной их решения уехать в Советский Союз.

Перед читателем письма молодого человека, написанные за три года разлуки. Он писал родителям, к которым был очень привязан, так часто, что перед читателем зримо возникает реальный человек, сначала почти мальчик, студент, скучающий по дому и друзьям, преодолевающий трудности армейской жизни, потом увлеченный конструктор, затем ответственный за свое дело командир.

Мой прадед был митнагедом, т.е. исповедовал традиционный, сложившийся веками глубокий, строгий, трепетный иудаизм. Ему противостоял не менее глубокий хасидизм, который в отличие от традиционного иудаизма, был жизнерадостным, песнями и плясками воспевал жизнь на земле. Второй Иуда-Лейб был хасидом.

Первое и самое главное – достать надежный заработок на 50-60 рублей в месяц, тогда можно было бы выписать семью. Второе – уладить учебные дела, сдать недостающие экзамены и утвердиться на 2-м курсе. А третье – дела сионизма.

«...И когда уже вечером я вернулся в этот Дворец, в этот «Космос», меня как молнией пронзило… Перед моим выступлением должны были показывать ролик из моего фильма. По не понятным для меня самого причинам, я попросил отменить показ. И, выйдя на сцену Дворца, ещё не знал, что буду делать. Как я успел за короткую эту паузу посчитать (по количеству рекламных щитов), сколько спонсоров приняло участие для проведения этого пышного юбилея – я не знаю. И сам собою пошёл текст, которого я не готовил...»

Но лишь став взрослым, пишет Ю.Михайлик, уже в зрелые годы, преподавая в школе русскую литературу, «вдруг понял, что нередко осознают мастера: никто другой не скажет того, что могу я, должен я. И тогда он написал Книгу…Он написал книгу о гетто.

Как видно из приведенного выше материала, существование Государства Израиль хоть и оказывает определенное влияние на конструирование еврейской самоидентификации у российских евреев, но влияние это не слишком сильное, уступающее по своему значению другим факторам. И с полной определенностью можно утверждать, что эта страна не является символом, поддерживающим в России еврейскую культурную память. Этот вывод, конечно, не относится к «новым евреям», а также к евреям «профессиональным», которые имеют больше возможностей посещать эту страну, больше следят за происходящими там событиями и т.п.

Однако дело было не только в этом. Подрастали дети, и нужно было думать об их образовании, их будущем. Все эти заботы подталкивали к переезду в Москву, что и случилось в 1978 г. О том, чтобы найти там работу, речь не шла, заниматься наукой ему пришлось в домашних условиях. Из Мерзляковского переулка Харитоновы перебрались в Сокольники, а через два года мне удалось помочь им вступить в жилищно-строительный кооператив ФИАН вблизи Нескучного сада у станции метро «Ленинский проспект». Володя стал бывать в Москве ещё чаще. Однажды он позвонил мне и спросил, не найдётся ли у меня тёплой куртки, свитера и некоторых книг по физике для Юрия Орлова. Его лагерный срок окончился в 1984 г., и он был вынужден отбывать пятилетнюю ссылку в глухих болотистых местах Красноярского края. Тёплые вещи Орлову отвёз его друг и коллега из ИТЭФ Юра Тарасов. Ещё в Ереване у Володи появились два увлечения: собирать картины современных армянских художников и коллекционировать почтовые марки. Этим занятиям он предавался с не меньшей страстью, чем научному творчеству. В 1975 г. семья Володиного коллеги и родственника физика-теоретика Семёна Хейфеца, женатого на Зоиной сестре Юле, эмигрировала из Еревана в Германию, а затем в США. И Харитоновы задумали последовать их примеру. В 1985 г. Зоя, Женя и Миша, а в 1990 г. и сам Володя навсегда покинули Москву и обосновались в Калифорнии. С началом в СССР эпохи перестройки многие светлые умы задумывались о способах наименее болезненного перехода посткоммунистической России от социализма к капитализму. Володя с его стремлением к решению глобальных научных задач, разумеется, не мог остаться в стороне. Но это не был подход дилетанта. Он перечитал горы экономической литературы и заново проштудировал всего Маркса. В 1989 г. результатом его размышлений стал капитальный труд на 50 машинописных страницах, озаглавленный «Экономика преобразования экономики. Памятная записка». Здесь, основываясь на оригинальной экономической модели, Володя предлагал решения, позволявшие совершить такой переход с минимальными потерями для простых людей. Краткое изложение «Памятной записки» оканчивалось словами, которые сегодня нельзя читать без волнения: «…преобразование экономики можно осуществить без бешеного роста цен, без инфляции и массовой голодной безработицы, без обнищания пенсионеров и элиминации стариков, без ущерба в социальной сфере, словом, без общественных катаклизмов». «Памятную записку» Володя отправил тогдашнему Председателю Совета министров СССР Николаю Рыжкову и получил от него благодарственный ответ. Её передали также академику Андрею Сахарову, который тоже поблагодарил Володю за «экономический ликбез», но из-за скоропостижной кончины прочитать её не успел. Сейчас мы знаем, насколько тяжкими для населения страны оказались последствия экономических реформ в России. Кто знает, нельзя ли было их облегчить, прислушавшись к советам таких людей как Владимир Харитонов!? Его жизнь в эмиграции, куда он попал уже на восьмом десятке лет, протекала спокойно и в комфортных условиях. У него появились две внучки, которым дали русские имена Наташа и Таня. Он был ухожен, получал достойное пособие, о нём заботились родные и близкие. Именно в это время (в 1996 г.) Володя закончил книгу под названием «Сотворение мира, или что может Бог». Её следует считать главным научным наследием, «лебединой песнью» Володи. Его всегда волновали философские проблемы физики. В этой книге он постарался ответить на вопрос, почему наш мир устроен так, а не иначе, показать неизбежность именно того мира, в котором мы живём. Так что при существующих законах физики возможности Господа Бога были весьма ограничены, и другой альтернативный мир попросту не мог бы существовать. Для издания этой книги Володя специально приезжал в Москву. В 2008 г. я получил от него письмо, где он просил прислать ему список обзорной литературы, посвящённой ионизирующей способности релятивистских зараженных частиц. Он снова обратился к той же проблеме, которой столь усердно занимался в молодые годы. Сделать это Володя, однако, не успел. Он скончался 11 июня 2009 г. у себя дома в Беркли на 89-м году жизни. В ноябре того же года мы, несколько его родных, друзей и коллег захоронили привезённую в Москву урну с его прахом на Новодевичьем кладбище рядом с матерью и сестрой. Декабрь 2013 г. ПРИЛОЖЕНИЕ Памяти В. М. Харитонова (1920–2009)* 11 июня нынешнего года не стало известного ученого-физика доктора физико-математических наук Владимира Моисеевича Харитонова. В.М. Харитонов родился в 1920 г. в Ленинграде в семье революционеров. Его отец член РКП/б/ Моисей Маркович Харитонов в 1910-е годы несколько лет находился в эмиграции в Швейцарии и был близок к В.И. Ленину. В 1920–1930-е годы М.М. Харитонов занимал высокие партийные и государственные должности в СССР. Мать В.М. Харитонова Раиса Борисовна после революции работала в Наркомате просвещения вместе с Н.К. Крупской. В 1937 г. во время сталинских репрессий М.М. Харитонов был арестован, провел 10 лет в заключении и чудом остался жив. Вскоре после своего освобождения в 1948 г. он был арестован повторно и пропал без вести, Р.Б. Харитонова была выслана из Москвы и вернулась домой только после 1953 г.. Владимир Моисеевич Харитонов окончил в 1941 г. Московский государственный университет. В 1946 г. он начал работать в Ереванском физическом институте Академии наук Армянской ССР (ЕрФИ), возглавляемом членом-корреспондентом Академии наук СССР, Академиком Армянской ССР А.И. Алиханяном. В.М. Харитонов сразу же проявил себя как способный молодой ученый и активно участвовал в разработке новой физической аппаратуры для исследования космических лучей и активно участвовал в измерениях спектра масс космических частиц. Очень скоро он защитил кандидатскую, а в 1953 г. и докторскую диссертацию. Последняя была посвящена крайне актуальной в то время проблеме ионизационных потерь энергии при прохождении быстрых заряженных ядерных частиц через вещество. В этой работе В.М. Харитонов показал себя не только блестящим физиком-экспериментатором, но и прекрасным теоретиком и значительно способствовал развитию этой области физики. Со второй половины 1950-х годов научная деятельность В.М. Харитонова была связана с созданием Ереванского электронного кольцевого ускорителя (ЭКУ) с энергией 6 ГэВ. Под руководством А.И. Алиханяна и вместе со своими коллегами Ю.Ф. Орловым и С.А. Хейфецом он подготовил подробное Техническое задание на сооружение ускорителя, а затем курировал разработку его проекта и строительство, готовил кадры и аппаратуру для проведения первых экспериментов. С момента запуска ЭКУ в 1967 г. В.М. Харитонов -- неизменный участник множества экспериментальных исследований, выполненных на высочайшем научном уровне в электронных и фотонных пучках этого ускорителя. Им (совместно с А.В. Петраковым) была написана монография «Высокоточные измерительные комплексы для исследования быстропротекающих процессов». С годами В.М. Харитонов все более стал интересоваться философскими проблемами физики. Его занимал вопрос, почему наш мир устроен так, а не иначе. Свои мысли он изложил в 1996 г. в книге «Сотворение мира, или что может Бог», которая стала сейчас библиографической редкостью. В 1990 г. В.М. Харитонов переехал в США и продолжил там свою научно-литературную деятельность. Он скончался у себя дома в Беркли, (Калифорния) на 90-м году жизни. ---------------- *) Некролог опубликован в республиканской русскоязычной газете «Голос Армении в конце 2009 г.

Немного о культурной жизни того периода. Наши интересы пересеклись в музыке. Саша любил джаз, я больше увлекался классикой, но к джазу относился вполне серьёзно. В то кроткое время хрущевской оттепели (и еще коротенький кусочек времени уже по инерции) в стране был какой-то очень сильный интерес к музыке вообще, а в особенности к джазу и авторской песне. Всюду звучали в записи на магнитофон Булат Окуджава, Юрий Визбор, Юлий Ким и, конечно, Александр Галич. Было много концертов отличных советских джазовых музыкантов в столичных кафе и Домах культуры (которые часто назывались «клубами»). Были и редкие турне звезд мирового джаза в СССР. Я хорошо помню концерты Бени Гудмена, Дюка Эллингтона, Дейва Брубека. Приезжали чехи, поляки, немцы.

А мне интереснее в его биографии другое: как становятся обычные сотрудники самых обыкновенных, хотя и академических институтов, Нобелевскими лауреатами? С ФИАНом вообще случай особый. Это практически единственный институт в стране, в Европе и едва ли не в мире, где в разные годы трудились почти десяток Нобелевских лауреатов: И.Е. Тамм, И.М. Франк, П.А. Черенков, А.М. Прохоров, Г.Н. Басов, А.Д. Сахаров, теперь уже и В.Л. Гинзбург.