Воспоминания

Судьба была милостива к героям этих писем. Они остались живы, благополучно нашли друг друга, но тяжелых потерь избежать не удалось. Дядя Лева потерял отца, умершего в эвакуации в Новосибирске, а тетя Соня – мать, умершую от голода в блокадном Ленинграде.

В конце зимы 1915 г. в составе маршевой роты отец прибыл на Западный фронт – «на позицию», - как он говорил. Выгрузили их из эшелона в 30 км от линии фронта. За ночь они совершили марш-бросок к фронту и к утру заняли обледенелые окопы. Отец вспоминал артобстрелы первых дней фронтовых будней, когда слышен звук летящего снаряда и все холодеет внутри.

У нас не было опыта смены правительства, да еще после такой диктатуры, не было опыта улучшения жизни при советской власти, и никакого предсказания лучшего будущего в эти мартовские дни сделать было нельзя. Мы не знали, что многие люди вокруг Сталина не были людьми убеждений и твердых взглядов, а были всего лишь лакеями и марионетками, а потому - всякими и разными в зависимости от обстоятельств.

Пастернаковская переполненность бытия и его неделимость на несоизмеримые плоскости не оставляют места страху смерти как предела жизни. В поэтах такого мироощущения все пропущено сквозь личное «я». Но – странным образом – это не порождает в итоге эгоцентризма, напротив: возникает беспредельная растворенность в сущем. Рождается незамкнутое пространство многомерной вселенной, ее ритмы и образы.

К 95-летию со дня рождения Генриха Бёлля

На машину, куда еврейских женщин погрузили, лезли русские женщины, сдирали платки с голов, вырывали серьги из ушей, и все кричали: «Юде капут». После окончания войны они говорили: «Понимаешь, такая была ситуация, всех вас все равно убили бы, а зачем пропадать добру».

Эти несколько писем хранились бабушкой среди бережно охраняемого ею прошлого вместе с фотографией неизвестного щеголеватого молодого человека и нескольких любимых елочных игрушек и вышитых батистовых носовых платков. Все остальное ее прошлое погибло в блокадном Ленинграде.

Лев и в обычные времена не был приспособленным к активным жизненным ситуациям, но в такой момент он, пытаясь преодолеть свой характер, очень старался. Подошел к краю ямы, заглянул и провалился да прямо на горящие угли.

Интересно, как бывший командир «тигра» сравнивает немецких танкистов с советскими. Пишет, что за каждого немецкого танкиста можно было отдать пять советских. А за каждого советского – двух американских.

С помощью Эрнста Левина, бывшего в нашем кругу неофициальным лидером, сначала удалось получить так называемый «иммиграционный вызов» - от израильского министерства иностранных дел. В минском ОВИРе его признать отказались, заявив, что примут вызов только от израильских родственников.

С интервалом практически в две недели ушли из жизни Борис Стругацкий и Василий Белов. Реакция СМИ на эти смерти была во многом предсказуема. Либеральные газеты и журналы откликнулись на уход Стругацкого публикациями, в которых ключевыми были слова: «пророк», «великий писатель», «большой писатель и большой человек», «непререкаемый авторитет миллионов», «Учитель», «мэтр» и т.д., и т.п. Смерть же Белова одни либеральные СМИ не заметили, другие — отозвались на неё весьма своеобразно.

Физика и физики не жили вне государства. Невозможность устроиться на работу, пусть не тебе, но твоим детям, избравшим ту же профессию, а за несколько лет до того – невозможность для них поступить в желанное учебное заведение – туда, куда тянет, увольнения под предлогом лишения допуска к работе по секретной тематике, почти полное запрещение выезда за пределы СССР – всё это не просто ощущалось, а отравляло жизнь.