Рассказ

Пятничным утром Нина проснулась с тяжелым сердцем. Досада и тоска по дочери, которая была очень далеко с Ниниными родителями в глухой, богом забытой деревеньке, смешались с чувством нескончаемого беспокойства и тихой нежной грусти о маленькой девочке.

Недалеко от Белого города, в котором счастливо жили кошка Веснушка с мышкой Торопыжкой, на склоне холма под живописным хвойным лесом привольно раскинулся хутор Кривые Луки. Внизу, вдоль травянистых берегов, медленно текла речушка Тихая Сосна.

Пригляделась Никитична и тут же обомлела. Перекрестилась аж. Незнакомец этот идёт, а воды не касается. Не то, что по колено не уходит, а даже ряби после него не расходится. Натурально, аки по суху. Чертовщина какая-то!

Маджи медленно вела кончиком кисточки, рисуя тонкий хвостик капелек. Которые, держа ладошки перед собой, ловила маленькая девочка. То, что это была девчушка, выдавали, выбивающиеся из-под капюшона дождевика, рыжие завитки.

Пошатывающейся походкой, медленно переставляя лапы, кот приблизился к раскрытой балконной двери. Оставшихся сил хватило только на то, чтобы вскарабкаться на невысокий порожек. Кот облегченно выдохнул, уютно устроился в дверном проеме и поднял глаза вверх, туда, где на небе загадочно перемигивались звёзды.

От реки поднимался молочный туман. Солнце ещё не встало, но на востоке, из-за леса уже немножко светлело. Просыпались цикады и птицы. Травы клонились к земле, пригибаемые тяжёлыми каплями холодной росы.

Папа ничего не ответил. Стоял, глядя в окно на вечно звенящие трамваи. О чём он думал? Не знаю. А я возненавидел Люську и с той поры больше никогда не вспоминалось её голое тело. Даже не здоровался с ней. А Женьку помню до сих пор.

- Шопен. Ноктюрн, - объявил конферансье. - Исполняет Эстер, - он на мгновение запнулся, - Шма, - конферансье заглянул в листок, - Мац… Шмуц... Шмуцхер… В общем, Шопен, - и, обреченно махнув рукой, ведущий стремительно скрылся за кулисами.

— Кого только я не перевидал, – щедро делился В.П. – Там ить миллионов пять советских было, в сорок пятом-то. Не меньше. Там и с плена немецкого освобождённые, и с Германии, кого немцы угоняли на работу, были. У меня-то поначалу сто пятьдесят тыщ душ было, а соседний лагерёк, он поменее моего был, тыщ на двадцать — чисто еврейский...

А потом он разочаровался во всем, ходил босиком и в яркой цветастой рубашке, играл с детьми в прятки и отзывался только на прозвище Шпулька. Так что жизнь нельзя объяснить. Ее можно только прожить.

Чрезвычайные обстоятельства – неочевидно – наступили. Оказалось, что стабильность социальной системы годится для состояния гомеостаза с окружающей средой либо для равномерно ускоряющейся экспансии. Любой перелом кривой функции приводит к кризису.

– Ох, не переоценивай успехи цивилизации! Мы и теперь при закладке нового дома кладём пятаки под четыре угла. Какой в этом смысл? Опять же – атавизмы строительной жертвы. Про наши заводы и подавно молва ходит, что они на костях строены. ..

«Суди сама, до какого падения дошла наша армия, если старик унтер-офицер и простой солдат остаются во Франции, а из конно-гвардейского полка в одну ночь дезертировало 60 человек с оружием в руках и лошадьми. Они уходят к фермерам, которые не только хорошо платят им, но ещё отдают за них своих дочерей».

...Тут Лернер и повторил своё четверостишие, сделав разъяснительную паузу перед рифмой на слово «звезда», и мерзкая суть подтекста стала всем ясна. Галаад вскочил и закатил мерзавцу крепкую оплеуху. Тот было занёс табуретку над головой, но драчунов растащили, а словарь литературных терминов пополнился новым понятием «пощёчина за паузу».

Эта тоска, эта скука заставила ее писать стихи для детей – взрослые стихи она бросила, там все было очень сложно, запутанно, странно, а ей так хотелось ясности, чистоты, прямоты, незамутненности чувств…