Воспоминания

...Тут Лернер и повторил своё четверостишие, сделав разъяснительную паузу перед рифмой на слово «звезда», и мерзкая суть подтекста стала всем ясна. Галаад вскочил и закатил мерзавцу крепкую оплеуху. Тот было занёс табуретку над головой, но драчунов растащили, а словарь литературных терминов пополнился новым понятием «пощёчина за паузу».

Пластинок было несколько, их ставили довольно часто, и я быстренько запомнила слова всех песен. Вот только не всё я понимала. Например, высокий женский голос выводил: «И самааа я вееерила сееердцу выпь рекииии». Я, конечно, знала про такую птицу: выпь, живущую у реки. Но почему эта тётка верила сердцу выпи, оставалось для меня загадкой.

Повесть в рассказах

Их общий голос и точёный овал иконных лиц вкупе со стальным характером – всё ушло в песок, их нет уже, но я знаю теперь, что никто ни у кого просто так не рождается, даже если доктор посоветовал. О зачатии звука говорю, и никто не подумай, будто люди появляются из удачливой зиготы. Мир звучит; человеку звучать – естественно.

– Здравствуйте, Анастасия Ивановна! – помогаю закрыть дверь на все защёлки и цепочку. – Как же так, никого нет, а вы впускаете без оклика? Похожее в сумерках прихожей на спущенный парус лицо, оживает, скользкий дух узнавания перепорхнул к губам.

В эфире юная Ася, единственная, кто был ещё жив из тех коктебельских десятых, стояла в охватившем душу одиночестве у кромки черноморской волны; «держала экзамен» в весёлом розыгрыше в доме Макса Волошина и, конечно, выдержала его; читала с сестрой в унисон стихи.

Все игрушки-ловушки, все наши дела — трын-трава. У России был Пушкин, и этим Россия жива.

Спасибо, Родина, за Болдино, За золотые купола, Когда возвышенно и подлинно, Шуршит листва, Звучат слова.

Недалеко от подъезда курила бригада строителей. Они ждали автобус, который забирал их после смены. Подобревший прораб Семёныч толковал про планы и нормативы каменщикам поневоле, но заметив девочку с котом, переключился на них и одобрительно поднял большой палец вверх. – Ишь ты, какой кот у тебя знатный: брови как у Брежнева, усы, как у Сталина. Работяги обернулись и засмеялись. Лиде стало приятно, что все видят, какой замечательный у неё кот, и она, гордо подняв голову, прошествовала в подъезд.

На исходе разгульных девяностых советская цивилизация представляла собой жалкое зрелище — на ладан дышащие «икарусы» и троллейбусы, с предсмертным стоном раскрывающие свои двери и впускающие в обшарпанные салоны мрачных людей, сплошь в серых, чёрных, и коричневых куртках, плащах и пальто; разбитые, как после войны, дороги, которые из тебя всю душу вытрясут, пока доедешь до работы; потемневшие, будто давно нечищенные зубы, хрущёвки, с горланящами петухами на балконах.

Сегодня был явно не мой день! Я вымучивал доклад, в прямом смысле этого слова, думая чуть ли не над каждым предложением. В конце концов, решив ненадолго переключиться и выпить чашечку кофе, закрыл ноутбук и прислушался. В квартире было непривычно тихо. Странно. Обычно в вечернее время у дочери начинается чрезмерная активность.

Могу представить: Пушкин злится, Бьёт словом метким по врагу. Представить Пушкина убийцей Я – хоть убейте! – не могу.

Война сквозь окуляр калейдоскопа Горит огнём, танцует на костях. Мир на пороге нового потопа, И бледный всадник поднимает стяг… Вот так проходит молодость в окопах И закаляются характеры в боях.

Из автомобильных знаков более всего нравятся «Учусь ездить» и «Женщина за рулем»: при движении по трассе водители шарахаются от моих «Жигулей» как от президентского кортежа. С гаишниками стараюсь не ссориться и даже, когда настаивают, делюсь пенсией: вдруг у них детишки второй год не кормлены! При желании можно простить даже себя, а уж других…

Кого строка его коснётся - ей - Богу, млад, ни в коем - стар, неверящий, что Пушкин - солнце, открой стихи свои - загар!..