Поэзия

Деревья в ряд. Сквозь лиственный урон всё лучше видно станцию, перрон, не знающую очереди кассу – кассир считал до вечера ворон. Людей считал бы – не было оказий. Провинция, здесь я в стопервый раз куплю билет у сонного вампира, который в этой будочке погряз.

Может быть, Бог гуляет в своём саду, Яблоки пересчитывает, старый жмот, Кормит синиц, поругивает какаду, Всё, что в саду находит – в карман кладёт. Старый секатор, лезвие топора, Птицы-певуньи платиновое перо – Сунет в карман находку, а там – дыра!.. Вот и летит на головы наши сор. Как повезёт – в соседа попал топор, Банковский счёт в кого-то, в меня – ведро…

Всё же долговечны в слове всколыхнувшиеся шторы, Эти зданья и свиданья с нетерпеньем молодым, Эти хоры, свитки Торы и налётчики, и воры, Эти рынки и погромы, превратившиеся в дым.

временем обкатаны холмы сглажены черты до мелкой ряби и кустов рыбацкие челны вспыхивают ягод янтарями зной качает смазывает мнит распыляет на крупицы света в ненадёжной временной тени больше солнца чем листов и веток маревом стираются следы смертных и бессмертных их историй не хватает йода и воды белым рифам сгинувшего моря

Есть картинка странная одна: человек выходит из окна – настежь он распахивает створки… Виден только тёмный силуэт, за которым белый-белый свет или снег качается широкий.

В переводах с английского Сергея Батонова

С предисловиями Людмилы Шарга и Леонида Кулаковского

(Юрий Татаренко, Алина Серёгина, Елена Уварова, Сергей Кривонос, Юрий Макашёв, Клавдия Смирягина, Светлана Пешкова, Евгений Иваницкий, Людмила Баневич, Марк Шехтман, Дмитрий Курилов, Михаил Четыркин). Предисловие Ирины Царёвой

Эта публикация является продолжением первой публикации стихотворений Давида Бурлюка из альбома, подаренного ему, по его словам, в 1908 году в Киеве Александрой Экстер.

Как страшно жить сей час, в прямом эфире,/ без репетиций и черновиков./ Меня так мало в этом чуждом мире,/ я затерялась посреди веков.

Я видел тех, чья память ожерельем/ Былых успехов светит и звенит,/ Кто день текущий чествует весельем/ И в завтра взор уверенно стремит

полюби меня насмерть врасти навек/ в теплокровную сеть капиллярных рек/ в междуречья слов в неручьи речей/ в этот детский шрам на моем плече

Не курю запрещенную травку./ Но, как вспомню про власть — льется мат./ Предоставьте мне полную справку,/ В чем еще пред страной виноват?

Вернуться в ту непрожитую жизнь,/ где начинали страстно и напрасно/ молиться и дышать./ Все тот же дом, подъезды, этажи,/ безжалостная масляная краска.

Для дураков нелегкий год/ У мудрецов в мозгах изъяны./ Весь ум утратили, и вот/ Нам подражают, обезьяны.