…Ехать на фестиваль мне выпало с целой дивизией известных, знаменитых и очень знаменитых литературных деятелей. Такого количества гениев на один квадратный метр я не видела никогда. Первый вопрос, который мне задали в автобусе: «А вы говорите по-французски?» – поверг меня в глубокое поэтическое уныние, так как в голове вертелось только «месье, жене манж па сис жур», а выглядеть умной так хотелось! Но, вспомнив афоризм Шоу: «лучше молчать и выглядеть дураком, чем открыть рот и развеять всякие сомнения», я улыбнулась (как мне показалось, очень по-французски) и забилась в угол.

Ты что, не в курсе, что тебе дом с приданым продали? Во дворе вагончик на две семьи. Договор об аренде на два месяца. Я-то один, с утра до вечера на этюдах, а вот соседняя семейка – обхохочешься. Ладно, не буду пугать. Сам увидишь.

Сторонясь вертикали вдоль берега молча дрейфуют нездешние рыбы

Я повсюду эмигрант, и повсюду чувствую себя дома, потому что Франция всё-таки моя страна от рождения, Венгрия всё-таки моя страна, потому что родной язык, литература, друзья, всё с детства, Канада – я тоже чувствую себя дома.

Издательство «Ад Маргинем Пресс» выпускает книгу «Манифест киборгов: наука, технология и социалистический феминизм 1980-х» - эссе феминистки и социалистки Донны Харауэй, которое было впервые напечатано в 1985 году, но во многом до сих пор осталось текстом будущего. Отрывок об экономике домашней работы, мировой безработице, новых научно-технических иерархиях, а также влиянии технологий на культуру, феминизацию рынка труда и сексуальность.

Уж какая доверительная дружба связывала ее с Марией Петровых и Арсением Тарковским, а на эту тему и с ними не говорилось. Хочется сказать и некому сказать. Еврейская тема, как камешек, всегда была на донышке бокала, и собралось тех камешков, пожалуй, на целый сборник.

И.Б. Гутчин - военный инженер и ученый-кибернетик, ветеран Великой Отечественной войны. Он много лет дружил с Евгением Евтушенко. Последней музе Пастернака Ольге Всеволодовне Ивинской он помог написать и издать книжку ее воспоминаний. Он неоднократно встречался с Александром Галичем, дружил с математиком Е. С. Вентцель (она же писатель И. Грекова) и многими другими интересными людьми ХХ века. Некоторые воспоминания о своей жизни и об этих людях он описал в предлагаемой читателю книге.

В борьбе «за» и «против» создания и признания Израиля сошлись не только государственные интересы, человеческие качества и личные амбиции лидеров Великобритании, США, арабских стран, СССР, но также весьма противоречивые отношения к этому вопросу многочисленных еврейских организаций западных стран и Ишува — уже существующего еврейского квази-государства в Палестине.

Нет ничего зазорного в том, чтобы пристально рассматривать произведение искусства. Даже наоборот: это минимум того, что вы можете сделать. Остановитесь. Дышите. Расслабьтесь. Не думайте, просто смотрите, впустите его в себя. Впитайте окружающую обстановку, ощутите пространство перед собой, освободите сознание, дайте внутреннему монологу отойти на второй план, а глазам — привыкнуть. Когда вы в последний раз позволяли себе такое? Поскольку я художественный критик по профессии, моя работа — препарировать красоту и рассуждать о глубине, но даже мне приходится заставлять себя не спешить с выводами.

Пусть это и аббревиатура — но что-то опять-таки щёлкнуло, совпало, сомкнулось, таинственный механизм речи сработал, аббревиатура сменилась, как по волшебству, чуть ли не универсальным понятием, — и вот он налицо, знак времени, призыв к объединению — для моего поколения.

В перестроечные времена ходила такая, то ли детективная быль, то ли легенда, о молодых литераторах из эпохи Хрущева, бросивших вызов советской власти. Их преследовали, высылали из Москвы, исключали из вузов, бросали в психиатрические клиники и даже арестовывали.

В этом году Василию Аксенову исполнилось бы 85. К сожалению, он не дожил до этой даты. Но его творчество остается востребованным и память о нем не угасает. Те из друзей, кто остался верен его заветам, духу его творчества, его свободомыслию, все чаще, перефразируя название его замечательной повести, признаются: жаль, что его нет сейчас с нами! В связи со знаменательной аксеновской датой вниманию читателей предлагается еще один текст из его американского архива.

Ну, как можно такое забыть. Сыновья — они наше первейшее дело. Так сказать, наше будущее. А если они вдруг останутся в институт неустроенными, а? Делать нечего, хоть и тяжело это, пришлось созваниваться со знакомым профессором и как-то объяснить это деликатное дельце. Слава богу, профессор вроде бы согласился, а то уж у меня давление подскочило от переживаний.

старик Фрейд всё предусмотрел и лечение прошло успешно, только заячий хвост так и остался навеки в моей памяти рядом с образом отчима, по большому счёту ничего мне не давшего в жизни, кроме, разумеется, детских страхов, страданий, чувства одиночества и обиды за маму, вынужденную терпеть художества больного человека

Эрнан Ривера Летельер — звезда современной чилийской литературы, лауреат многих международных литературных премий, кавалер ордена Искусств и литературы Франции. Представляем главных героев его романа «Искусство воскрешения» (2010) — «народного святого», проповедника и мистика Доминго Сарате Вега, более известного как Христос из Эльки (1898-1971), и легендарную благочестивую блудницу Магалену Меркадо. Перевод с испанского Дарьи Синицыной.

Писатель, журналист-международник Александр Пожарский вводит в политологию новое, совершенно неожиданное слово и понятие — СОВЕСТЬ.

Алику какое-то время было доступно в архивах практически всё, кроме листов с государственными тайнами. Последние, впрочем, охранялись весьма нерадиво: секретные листы были скреплены банальными скрепками. Алика — большого любителя государственных тайн — раздирало любопытство.

Ощущение юбилея заставляет "остановиться, оглянуться", понять, где ты находишься, в каком направлении движешься, оценить, достигнуты ли поставленные в начале цели...

На этот раз французский литературовед и психоаналитик Пьер Байяр – автор оригинальный и зачастую парадоксальный, известный читателям своими бестселлерами о книгах, которых мы не читали, и о странах, где мы не бывали, – бросает вызов Шерлоку Холмсу, заявив, что легендарный сыщик совершил ошибку в расследовании попытки убийства сэра Генри Баскервиля и напрасно покарал Джека Стэплтона. На основе веских улик Байяр обнаруживает настоящего убийцу, который затаился внутри книги Конан Дойла и целый век оставался безнаказанным. "Многие убийства, о которых рассказывается в литературных произведениях, совершены не теми, кого в них обвиняют. В литературе, как и в жизни, настоящие преступники зачастую ускользают от правосудия, а вместо них обвиняют и наказывают второстепенных персонажей… В этой книге мы пересмотрели Дело собаки Баскервилей и довели до конца незавершенное расследование Шерлока Холмса, тем самым дав возможность наконец обрести покой девушке, погибшей в Дартмурских болотах и вот уже несколько веков обреченной на скитания в одном из тех промежуточных миров, что окружают литературу..." (Пьер Байяр)

В конце концов, у Риммы сдали нервы, и она завела себе на стороне мужика. Мужик, некто Ромоданов, был как раз то, что требовалось: высокий, статный, холеный, с хищным блеском в ржавых, рысьих глазах, с металлом в голосе, и рокотал он этим голосом уверенно, веско, непререкаемо.

Прикоснулся кистями к бумаге — и на ней мгновенно возникло сотворённое на глазах у нас — чудом, что ли? — волшебное яблоко! Было яблоко это свежим и настолько живым, что хотелось мне потрогать его. Казалось, это яблоко пахло, да как!

Автору этих строк посчастливилось не только увидеть и испробовать скрипки Страдивари и Амати, но даже играть на них концерты в течение нескольких десятилетий.

В подземной лаборатории на окраине Москвы проводятся секретные эксперименты по клонированию людей. Первыми подверглись клонированию Генеральный секретарь КПСС Юрий Андропов и молодой ученый Феликс Кангар. Повесть «Парад зеркал и отражений» написана в жанре магического реализма и отличается отточенным стилем и увлекательным сюжетом, как и другие две повести автора, включенные в этот сборник: «Поцелуй пустоты» о случае ясновидения у русского эмигранта в Германии и «Путешествие улитки в центр раковины» — проникнутая духом дзен притча о странствиях мифического японского поэта конца XIX века. В книгу также вошли лучшие рассказы автора. Поэт и прозаик Анатолий Кудрявицкий родился в Москве, живет в Дублине (Ирландия). Работал редактором в журналах «Огонек» и «Иностранная литература». Автор романов «Летучий голландец» и «Игра теней в бессолнечный день», вышедших в «Тексте» в 2013 и 2014 годах, а также нескольких сборников стихов. Лауреат международных поэтических премий.

«Лермонтова и Одоевского сближает вера в сакральную природу слова. И в то же время оба они отходят от романтического культа художника и противопоставления его безликой, пошлой толпе...»

«— У бриллианта высокой чистоты есть такой тип огранки, когда всматриваясь в него, ты видишь “колодец” — бездонную глубину. А если на этот камень падает луч света, то он играет всеми цветами радуги. Таким должно быть настоящее произведение искусства — заключать на ограниченном пространстве целый мир (а это, безусловно, всегда ювелирная работа автора): богатство эмоций, неисчерпаемые бездонные смыслы. И, конечно, оно должно обладать достаточной “алмазной” прочностью, то есть не поддаваться разрушительному действию времени…»

«Та же осталась нужда, / Те же невзгоды. / Видимо, тянет сюда / Русское что-то: / Голос ли русских корней? / Прошлых ли жизней? / То, что рассудка сильней / И атеизма...»

Герой новой книги Валерия Генкина, язвительный старик, живущий с женой, собакой и курами в заброшенной деревне, заполняет досуг записями в толстой тетради. Что в них, в этих записях? Эпизоды из жизни, извлекаемые из памяти картины прошлого, где реальность так перемешана с вымыслом, что сам автор вряд ли их различает. Едкие суждения об исторических событиях и персонажах и размышления о религии чередуются с рецептами капорского чая, старыми письмами и наблюдениями о языке — то великой поэзии, то убогой рекламы. Повествование окрашено тонкой иронией и при всей мозаичной пестроте продумано так, что читать книгу можно с любой страницы, а ее последняя фраза позволяет легко перейти к началу. "Существует жанр «последняя книга» — необязательно последняя, но итожащая все, что осталось от жизни. А остаются, как правило, не достижения, мысли или шедевры, а десяток стихотворных обрывков, пять-шесть разговоров, несколько стыдных и несколько, напротив, самых радостных (непонятно почему) эпизодов. Это как последний выдох, придуманный в последней советской комедии. Валерий Генкин, в прошлом известный фантаст, а впоследствии один из создателей знаменитого издательства, написал книгу именно об этом парадоксе: о том, что остается от жизни и к чему она в конце концов сводится. Это грустное, временами мучительное, а иногда раздражающее чтение. Сравнить его можно разве что с «Последним романом» великого американского авангардиста Дэвида Марксона, но у Генкина все человечней и как-то музыкальней. Тем, кто задумывается иногда о смысле жизни и ее предварительных итогах, эта книга послужит славным лекарством от меланхолии, страха и высокомерия". (Дмитрий Быков)

Позже она рассказывала ему еще про своего деда. Получалось, что много страстей одолевали его одновременно всегда, и касалось это далеко не только работы, науки и живописи. И лишь бабушка, тоже врач, но куда более мирной специальности, в состоянии была совладать с ним, а когда ее не стало, то — некому.

С чем, маленький Август, сегодня? С мечом! С мечом и забралом. Настала пора, говорит, воевать (не сесть бы мне в лужу, поскольку я вряд ли кому покажусь совсем таким... бравым. хоть с парочкой-тройкой нестрашных врагов, наверное, слажу).